Термин «тоталитаризм» и образованное от
него прилагательное «тоталитарный» в
последние годы употребляются по любому
поводу и служат самым расхожим
объяснением тому, что происходило в Советской
России в течение семи десятилетий ее истории.
При этом большинство тех, кто пользуется
этими словами, даже не представляют себе,
какое обилие объяснений, теорий и
толкований скрывается за ними. Несмотря на то что
само понятие сравнительно «молодо» — ему
не исполнилось и пятидесяти, — некоторые
историки находили тоталитарные режимы
еще в древнем мире (например, в Спарте).
Другие горячо возражали, доказывая, что
тоталитаризм — явление исключительно
20 века. Это крайние точки зрения; было и
много промежуточных, отыскивающих
«тоталитарные тенденции» или «тоталитарную
идеологию» на протяжении всей
человеческой истории.
Сам термин появился в конце 1920-х гг. в
фашистской Италии. Его часто повторял Бе-
нито Муссолини. Латинское «in toto» означает
«в целом», а итальянские слова «totale»,
«totalita» — «полный», «полностью
охваченный», «совокупность». Другими словами, речь
шла о государстве и обществе, полностью
охваченном одной идеологией, фашистской,
разумеется, слившемся в едином стремлении к
цели, определенной вождем (в итальянском
варианте он именовался «дуче»). Конечно, в
таком государстве не могло быть ни
оппозиции, ни демократических институтов, ни
просто инакомыслящих.
Ирония истории, однако, заключалась в том,
что даже в лучшие для режима Муссолини
годы Италия оказалась далека от
тоталитарного идеала. Гораздо ближе к нему
продвинулась фашистская Германия, хотя германский
вождь — фюрер, втайне презиравший своих
итальянских союзников, это слово не любил и
не употреблял. Ну, а «самым тоталитарным» из
всех тоталитарных государств, по мнению
многих политологов, оказался Советский Союз.
Н. И. Ежов и И. В. Сталин.
Николай Иванович Ежов, возглавляя
органы внутренних дел в 1936 —
1938 гг., был одним из главных
исполнителей массовых репрессий (отсюда
термин — ежовщина).
И даже он не очень-то соответствовал тому
образцу, который рисовался когда-то дуче.
Но что же такое не идеальное, а реальное
тоталитарное общество и государство, чем
отличалось оно от обычного, существовало ли
вообще или осталось лишь мечтой
нескольких диктаторов? На эти вопросы
исследователи отвечают по-разному. И все же трудно
отрицать, что подобное определение имеет
смысл, хотя относится оно не столько к
государству или обществу вообще, сколько к
определенному типу политического режима.
Идеология, экономический и социальный
строй фашистской Италии, нацистской
Германии и Советского Союза существенно
различались между собой, однако механизмы и
функции политической власти всех трех
государств были разительно схожими.
После второй мировой войны подобные
режимы установились также в ряде
развивающихся стран, причем самым устойчивым
оказался маоистский режим в Китае, а самым
чудовищным по своей бессмысленной
жестокости — режим так называемых красных
кхмеров в Камбодже. Уже сам перечень
стран, переживших это испытание, говорит о
том, что тоталитаризм зарождается в самом
различном историческом, экономическом,
культурном контексте, может возникнуть и в
развитой европейской стране, и в нищей
азиатской.
Появление тоталитарных режимов связано
с процессом модернизации. Это очень сложное
явление, которое коротко можно определить
как переход от традиционного,
преимущественно аграрного общества к обществу
развивающемуся, городскому, индустриальному.
При этом меняется не только политический
или экономический строй, меняется вся
социальная структура общества, его культура,
психология, образ жизни и образ мышления,
сам человек. Поэтому понятие модернизации
гораздо шире понятий «возникновение
капитализма» или «промышленная революция».
Перемены такого масштаба никогда не
бывают легкими, и в тех обществах, где
модернизация по разным причинам совершалась
позднее, она сопровождалась гигантскими
потрясениями. Возникновение тоталитарных
режимов — один из вариантов ответа,
который может дать общество на вызов,
брошенный затянувшейся модернизацией.
Россия в течение столетий благодаря
определенным природным и историческим
условиям шла по экстенсивному пути развития. Этот
путь имеет свои пределы, и рано или поздно
должен был наступить кризис. Болезненная
модернизация, которую переживала страна,
ускорила наступление этого кризиса.
Последовала сначала эпоха реформ, потом эпоха
революций (см. Александр II и реформы 60 —
70-х гг. 19 в., Александр III и контрреформы
80 — 90-х гг. 19 е., Революция 1905 — 1907 гг.,
Февральская революция 1917 г.). В буре 1917 г.
(см. Октябрьская революция 1917 г.)
возникло массовое движение, которое возглавила
подпольная и вследствие этого
немногочисленная партия большевиков, вооруженная
«единственно верным учением», вскоре
превратившимся в своеобразную религию.
Постепенно в ходе первых социалистических
экспериментов (см. Политические и
социально-экономические преобразования
большевиков в 1917 — 1918 гг.), кровавой гражданской
войны (см. Гражданская война и военная
интервенция 1918 — 1922 гг.) и трудного
послереволюционного десятилетия сформировался
тоталитарный режим, окончательно
сложившийся к началу 30-х гг. Для него, как и для
режимов, возникших в Италии и Германии,
характерны две особенности.
Во-первых, тоталитарные режимы
отличались объемом власти, стремлением
контролировать не только действия, но даже
эмоции и мысли населения, как в политической,
так и в частной сфере. Конечно, в той или
иной мере такое стремление присуще
любому политическому режиму; разница лишь в
степени этого стремления, в тех средствах,
которые применяются для его реализации.
Физкультурный парад в 30-е гг.
Парады, демонстрации, митинги
скрывали за собой суть антинародной
политики тоталитаризма.
Как показывает исторический опыт,
применение даже самых жестких средств, в
частности массового террора (см. Массовые
политические репрессии в СССР в 30-х —
начале 50-х гг.), приводит к достижению
лишь весьма условного контроля над
обществом. И все же объем тоталитарной власти
был заметно выше обычного.
Высшей властью в СССР считался
Верховный Совет. Он собирался дважды в год и покорно голосовал за предложения свыше.
Гораздо важнее были партийные съезды, но и
там все основное было сказано в
руководящем докладе. Фактически вся власть в
стране сосредоточивалась в партийной верхушке,
в частности в Политбюро и в Секретариате
Центрального Комитета партии.
Под контролем
партийно-государственного аппарата оказались все отрасли и уровни
экономики, все общественные организации,
начиная с комсомола и кончая обществом
филателистов (см. Общественные
организации). Профсоюзы, вместо того чтобы
защищать интересы наемных работников от
нанимателя — государства, служили (по
выражению Ленина) его «приводными
ремнями», лишь изредка вступаясь за них в случае
явной несправедливости, допущенной
каким-либо представителем администрации.
Любое высказывание, не совпадающее с
официальной точкой зрения, могло повлечь
тяжелые последствия (его могли, например,
квалифицировать как «распространение
сведений, порочащих советский строй». — а это
уже было уголовным преступлением!).
Во-вторых, режимы такого типа возникают
в результате массовых движений и способны в
течение определенного (иногда весьма
длительного) срока создавать себе массовую
поддержку, мобилизуя общество или
значительную его часть во имя единой — тотальной —
цели, имеющей общенациональное значение.
В советской истории это построение первого в
мире справедливого, счастливого и богатого,
социалистического, а затем
коммунистического общества, цель, может быть, и
недостижимая, но привлекательная.
В отличие от традиционных диктатур
тоталитарные режимы отнюдь не стремились
держать массы «подальше от политики»;
напротив, прилагали значительные усилия для
их политизации в соответствующем духе.
Аполитичность рассматривалась как
проявление скрытой нелояльности.
Но реальная жизнь государства и общества
была гораздо разнообразнее и богаче, чем те
явления и процессы, которые мы определяем
как входящие в понятие «тоталитаризм».
Поэтому многие историки, соглашаясь с таким
определением политического режима,
возражают против применения термина
«тоталитарный» для обозначения общества или даже
государства.
На первых порах тоталитарный режим
оказался эффективным орудием ускоренной
модернизации. В 20 — 50-е гг. Россия пережила
самую масштабную революцию в своей
истории. Аграрная, деревенская страна
превратилась в мощную индустриальную державу (см.
Индустриализация). Но какой ценой это было
достигнуто! Речь идет даже не о тех
трудностях и лишениях, которые пережили
миллионы людей; достаточно вспомнить о терроре,
достигшем апогея в 1937 — 1938 гг., но
который не прерывался ни раньше, ни позже и
стоил обществу — вместе с коллективизацией,
депортациями, страшными голодовками 20-х,
30-х, 40-х гг. — миллионов жизней (не говоря
уже о жертвах революции, гражданской,
Великой Отечественной войны и нескольких
«малых» войн).
Но уже в 50-е гг. проявилась неспособность
режима приспособиться к изменившимся
экономическим и социальным условиям. В 30-е гг.
главным аргументом в пользу сталинского
«социализма» были быстрые темпы развития.
В б0-е гг. наметилось сначала отставание в
развитии, а затем и медленно нараставший
кризис. Это сопровождалось заметным
смягчением режима, начавшимся после смерти его
создателя, И. В. Сталина, и постепенным
«отмиранием» всесильной когда-то идеологии.
К середине 80-х гг. режим, давно уже
переставший быть тоталитарным в точном смысле
этого слова, окончательно пережил себя и
«скончался» после недолгой агонии.
