|
|
|
Учебное пособие Профессия "ПЕРЕВОДЧИК"
Глава 2. Перевод или интерпретация - чем же мы все-таки занимаемся?Возможен ли перевод с одного языка на другой? Чем отличается перевод от интерпретации смысла на другом языке? Как трактуют перевод различные теории? Только ли содержание интересует нас в переводе, или кто такие Бармаглот и Брандашмыг? Отличается ли английский "гад" от русского? Начнем, пожалуй, с примеров. Первый пример - это перевод английского текста, выполненный системой машинного перевода1: Group I surfactants were identified as being the most promising for tertiary oil recovery since their tension ranges coincide most closely with the measured equivalent alkane carbon numbers of crude oils. Поверхностно-активные вещества группы 1 были идентифицированы в качестве наиболее перспективный для извлечения третичного масла (нефти), так как серии (диапазоны) их натяжений совпадали наиболее близко с числами углерода алана измеренного эквивалента неочищенных масел (нефтей). Второй пример взят из книги блестящего сатирика Ю.Полякова: "...по подстрочнику можно переводить даже с древне-азотского языка, который, как известно, полностью утрачен. Делается это элементарно. В подстрочнике значится: У моей любимой щеки, как гранат, Лицо, как полная луна, Тело, как свитки шелка, Слова, как рассыпавшиеся жемчуга. Задача поэта-переводчика - следовать, конечно, не букве, но духу оригинала:
Ночь укроет повиликой..." Вот так мы и переводим, лавируя между Сциллой неуклюжей дословности и Харибдой вольной интерпретации. А как же надо переводить? Считается, что переводить следует так, чтобы передать в переводе всю полноту содержания оригинала, включая его тончайшие оттенки. Мне это требование напоминает известный призыв Н.Островского "...прожить... надо так, чтобы не было мучительно больно и т.д." Требование передать в переводе всю полноту содержания так же категорично, как этот призыв, и так же редко выполняется. В этой главе мы еще вернемся к вопросу о том, насколько возможен полный перевод, а сейчас попытаемся разобраться, как же вообще протекает процесс перевода с одного языка на другой. В принципе для целей практических, которые мы преследуем в этой книге, все разнообразие теорий перевода можно свести к двум основным подходам, трансформационному и денотативному. Это, по крайней мере, упростит нашу задачу. Трансформационный подход рассматривает перевод как преобразование объектов и структур одного языка в объекты и структуры другого по определенным правилам. В ходе трансформации преобразуются объекты и структуры разных языковых уровней - морфологического, лексического, синтаксического. Так, на лексическом уровне мы преобразуем слова и словосочетания исходного языка в слова и словосочетания языка перевода. То есть, попросту говоря, заменяем одни другими по определенным правилам или, точнее, спискам соответствий, меньшая часть которых хранится в нашей памяти, а большая - содержится в двуязычных словарях и грамматиках. Однако нельзя забывать, что слова в составе словосочетаний могут преобразовываться иначе, чем отдельно взятые. Словосочетание - это уже маленький контекст, а контекст, как вы помните, изменяет значение слов и влияет на выбор эквивалента в другом языке. Таким образом, трансформации (и не только на лексическом уровне) мы производим, как принято говорить, под управлением контекста. Например, если трансформировать отдельно взятое английское слово "book", то можно с полным основанием заменить его главными словарными эквивалентами - существительным "книга" и рядом глаголов "заказывать", "бронировать", "резервировать". Эти же эквиваленты слова "book" останутся и при переводческих трансформациях большинства словосочетаний с этим словом: "interesting book" - "интересная книга", "book tickets" - "заказывать билеты" и т.п. Однако, если мы трансформируем, скажем, словосочетание "book value", то получим совершенно иной русский эквивалент "балансовая стоимость", в котором нет русских эквивалентов отдельно взятого слова "book". Одна из проблем трансформационного метода, как видите, состоит в том, чтобы при переводе с помощью трансформаций отделить связанные словосочетания от отдельных слов, объединенных лишь грамматически, и произвести трансформацию в соответствии с результатами такого разделения. Надежного формального метода выделения связанных словосочетаний не существует, т.е., скажем, для систем машинного перевода, которые в большинстве своем базируются на трансформационном подходе, более тесная связь между словами "book" и "value" в словосочетании "book value" не заметна - для них такое словосочетание ничем не отличатся, например, от сочетания слов "book store" (книжный магазин). Человек же выделяет словосочетания такого рода на основе сложного анализа смысла, а соответствующий эквивалент хранит в памяти или находит в словаре. На синтаксическом уровне в процессе перевода осуществляются трансформации синтаксических конструкций исходного языка в соответствующие конструкции языка перевода. Примером может служить соответствие конструкций будущего времени в русском и английском языках: личные формы служебного глагола "быть" + неопределенная форма основного глагола преобразуются в личные формы служебного глагола "to be" + неопределенная форма основного глагола. Множество других примеров синтаксических трансформаций при переводе можно найти в любом учебнике грамматики иностранного языка, например английского. Трансформации осуществляются и на морфологическом уровне. Наиболее наглядный пример - это трансформации словообразовательных моделей. Скажем, английская модель образования отглагольных существительных "глагольная основа + суффикс -tion (-sion)" трансформируется в русскую модель "глагольная основа + суффикс -ание (-ение)" (например, rota-tion - вращ-ение). Трансформации при переводе не обязательно производятся в пределах одного языкового уровня. Так, например, английская синтаксическая структура have (has)+ Participle II может трансформироваться в русскую структуру морфологического уровня с глагольными приставками с-, на-, про- (например, has done - сделал, have drawn - начертили, has read - прочитал) Трансформационный метод перевода можно сравнить с расшифровкой зашифрованного текста с помощью "книги кодов", роль которой выполняет двуязычный словарь, и "свода правил дешифровки", изложенных в грамматическом справочнике. Давайте проведем эксперимент - переведем отрывок из романа Грэма Грина "Брайтонский леденец", используя трансформационный подход, т.е. пользуясь только словарями и своим знанием правил лексико-грамматической сочетаемости английского и русского языков. Будем действовать, как при расшифровке, т.е. начнем с первого слова, затем перейдем ко второму и т.д.: "The Boy stood with his back to Spicer staring out across the dark wash of sea. They had the end of the pier to themselves; everyone else at that hour and in that weather was in the concert hall1". Выполним последовательно лексические и синтаксические трансформации, используя правила русской лексикограмматической сочетаемости для выбора эквивалентов и согласования:
В итоге, согласовав слова и сделав некоторые перестановки по правилам согласования и управления русского языка, получим вот такой перевод: "(Этот) Мальчик (парень, школьник, молодой человек) стоял спиной к Спайсеру, пристально глядя на темный морской прибой. (Этот) край пирса (мола) был в их полном распоряжении; все кроме (них) в тот час и в ту погоду были в концертном зале". Что ж, трансформационным методом, как видите, можно сделать вполне приличный перевод. Правда, останется несколько нерешенных вопросов:
Значит ли это, что трансформационный метод не позволяет сделать полный перевод? Чего же не хватает в нем такого, что не позволяет прояснить эти неясные места? Перед тем как попробовать ответить на эти вопросы, посмотрим, как этот текст перевели другие переводчики. Вот перевод этого отрывка из сборника: Грэм Грин "Меня создала Англия" и "Брайтонский леденец" (перевели "Брайтонский леденец" Е.Петроваи АТетеревникова): "Малыш стоял спиной к Спайсеру, глядя вдаль на темную полосу прибоя. На конце мола не было никого, кроме них; в такой час и при такой погоде все были в концертном зале". Оставим на совести автора "темный прибой" и посмотрим на отмеченные курсивом отличия. Как видите, эти переводчики внесли полную ясность в наш перевод и решили почти все проблемы. Но удалось это им не потому, что они применяли какой-то иной подход, а потому, что им был известен более широкий контекст (они знали, что прозвище одного из героев этого романа Грина ранее было переведено, как Малыш и что действие происходит на молу, а не на пирсе). Однако сравнение переводов по другим признакам показывает, что переводчики действительно применяли не только трансформационный подход. Об этом свидетельствуют появившиеся "из воздуха” слова "вдаль" и "полоса", которые нельзя получить путем трансформаций слов и словосочетаний исходного текста. Подход, который использовали вместе с трансформационным переводчики этого отрывка, называется денотативным. Это второй наиболее распространенный подход к теоретическому истолкованию переводческого процесса Согласно этому подходу, перевод осуществляется как трехэтапный процесс, состоящий из следующих этапов:
В отличие от трансформационного, денотативный подход не устанавливает прямую связь между словами и словосочетаниями двух языков - перевод по денотативному механизму предполагает свободный выбор средств языка перевода для передачи смысла сообщения на исходном языке. Схемы процесса перевода по трансформационному и денотативному пути приведены на Рис. 3.
Рис. 3 Название этого метода происходит от слова денотат, т.е. фрагмент объективной реальности, с которым соотносится как исходное сообщение, так и его перевод. Наиболее наглядно этот подход иллюстрирует перевод идиом. В приведенных ниже примерах отсутствие прямой связи между исходным текстом и его переводом очевидно, они связаны лишь общим смыслом: "A stitch in time saves nine" - "Хороша ложка к обеду". "There is many a slip between the cup and the lip" - "He говори "Гоп!", не перепрыгнув". "Out of sight, out of mind" - "С глаз долой, из сердца вон". Нет прямой связи между исходным текстом и переводом и в тех речевых штампах, о которых мы говорили в предыдущей главе, например: "Mind your step!" - "Осторожно, не споткнитесь!" "Enjоу your meal!" - "Приятного аппетита!" Перевод, выполненный по денотативному методу, иногда называют интерпретацией, в отличие от собственно перевода, выполняемого путем трансформации форм одного языка в формы другого. Зачастую мы прибегаем к денотативному механизму перевода в силу необходимости разъяснить тем, для кого предназначен перевод, смысл обращенного к ним высказывания: "You must show your commitment" - "Вы должны показать свою готовность участвовать" (например, в проекте). Если бы мы переводили путем трансформаций, то среди русских эквивалентов слова "commitment" не нашли бы подходящего (commitment - вручение, передача, заключение под стражу, обязательство, совершение, например, преступления). Различия в образе жизни и мышления носителей разных языков довольно часто приводят к тому, что переводчик бывает вынужден интерпретировать, объяснять то или иное понятие, прибегая к денотативному подходу. Много таких понятий появляется сейчас, в постсоветский период. Это не только термины и квазитермины, которые чаще всего транслитерируются и не вызывают затруднений при переводе (например, "римейк", "фан", "бутик"); это и новые понятия качественной оценки действий (такие как "integrated" или "counterproductive"), которые почти всякий раз требуют от переводчика интерпретации в зависимости от контекста и речевой ситуации. Мы еще вернемся к этому, а сейчас, я думаю, у читателя возник вполне закономерный вопрос: "Как же мы, собственно переводим? Какая из этих теорий соответствует истине?" Ответ достаточно однозначно подсказывает нам практика перевода - в определенной мере обе теории соответствуют истине, и при переводе мы пользуемся как одним, так и другим методом. Переход от трансформаций к интерпретации смысла средствами языка перевода точнее всего описан В.Н.Комиссаровым2. Он выделяет пять так называемых уровней эквивалентности перевода, из которых два первых (уровень слов и словосочетаний и уровень предложения) соотносятся с прямыми межъязыковыми трансформациями, а остальные предполагают достаточно свободную интерпретацию смысла переводимого текста на основе более широкого контекста, ситуации и фоновой информации. Следует отметить, однако, что на практике такое четкое разделение уровней вещь достаточно редкая. Как правило, переводя, мы применяем своего рода комбинацию этих двух подходов и тот или другой подход преобладает в зависимости от переводческой ситуации, вида перевода, типа переводимого текста и, конечно, прямо связан с профессиональным уровнем переводчика. Прежде всего следует сказать о роли "человеческого фактора" в выборе одного из этих механизмов. Сколько бы не утверждали обратное певцы "трудового подвига", все мы довольно-таки ленивы и склонны идти по пути наименьшего сопротивления, а именно этот путь предлагает трансформационный метод. Перевод по трансформационному механизму требует меньше "умственных усилий" и, как правило, переводчики предпочитают его в своей рутинной работе, переводя слово за словом, пока не натолкнутся на такое слово или на такую грамматическую конструкцию, которые заставят их изменить порядок слов, перефразировать перевод или вообще отказаться от трансформаций и пойти по пути интерпретации содержания оригинала (т.е. применить денотативный подход). Приведу пример из того же "Брайтонского леденца": "The banister shook under his hand, and when he opened the door and found the mob there, sitting on his brass bedstead smoking, he saidfuriously..." "Перила шатались под его рукой, и, когда он открыл дверь и увидел, что все ребята здесь и курят, сидя на его медной кровати, он гневно крикнул.." Можно, по-видимому, с достаточным основанием утверждать, что до слов, отмеченных курсивом, переводчики переводили этот текст "слово за слово", т.е. трансформационным путем, и только натолкнувшись на конструкцию "found the mob... sitting... smoking", прибегли к денотативному механизму (почему перевод этой конструкции нельзя считать сложной синтаксической трансформацией, я скажу чуть позже). А ведь у переводчиков художественной литературы времени на обдумывание, на интерпретацию, казалось бы более чем достаточно, но, во-первых, трансформировать текст легче, во-вторых, трансформации нередко дают вполне приемлемый результат, поэтому, как говорится, "от добра добра не ищут". При синхронном переводе на интерпретацию просто нет времени, поэтому синхронисты, как правило, переводят по трансформационному механизму, зачастую жертвуя стилистической "гладкостью". При устном последовательном переводе, когда нужно запомнить и перевести сразу несколько предложений, естественно, преобладает денотативный подход, т.е. интерпретация, и перевод редко бывает структурной копией оригинала На выбор подхода, безусловно, влияет и жанр оригинального текста - в общем случае при переводе художественной литературы, особенно поэзии, преобладает денотативный подход, так как задача такого перевода не только и не столько передать содержание, сколько создать адекватный образ, вызвать у читателя соответствующие эмоции и ассоциации, а средства для этого в разных языках бывают разные (об этом мы еще поговорим). При переводе научной и технической литературы, наоборот, важнее всего точно передать содержание и здесь естественным образом преобладают трансформации. А теперь давайте подумаем, так ли уж различны эти два подхода, трансформационный и денотативный? Ведь и денотативный перевод, т.е. свободную интерпретацию данного отрезка текста оригинала, тоже можно считать трансформацией, т.е. структурным аналогом этого отрезка текста в другом языке. Да, это, безусловно, так, но два существенных различия все-таки есть. Первое различие количественное:
В этом примере поэтического перевода соответствие оригинала и перевода окказионально, т.е. уместно лишь для этого случая, в то время как, скажем, соответствия "Good morning - Доброе утро", "come in - войдите", "open the window - откройте окно" и им подобные регулярны, т.е. употребительны во всех или почти во всех случаях. Правда, переводы идиом и речевых штампов употребляются многократно, но они все-таки относятся к соответствиям на основе денотатов, так как обладают вторым отличием - выражают единый и неделимый мысленный образ (концепт). Трансформационные соответствия отрезка текста можно разделить на составляющие (например, "good morning" = "good" - "добрый" + "morning" - "утро"; "open the window" = "open" - "откройте" + "window" - "окно"), в то время как соответствия на основе денотата разделить на отдельные составляющие нельзя. Чтобы убедиться в этом, достаточно взять какое-нибудь отдельно взятое соответствие, скажем, из приведенного выше стихотворения или из речевого штампа "Staff only" -"Посторонним вход воспрещен" и посмотреть, будет ли оно правильным. Легко убедиться, что слово "transportation", взятое отдельно, едва ли означает "изгнание", а слово "staff вряд ли еще где-нибудь может иметь значение "посторонний", или "вход", или "воспрещен". Соответствие из перевода "Брайтонского леденца", о котором мы говорили выше ("found the mob... sitting... smoking" - "...увидел, что все ребята здесь и курят, сидя..."), также нельзя считать трансформацией из-за его неделимости и окказиональности ("все ребята" нельзя, очевидно, считать регулярным эквивалентом слова "mob"). Конечно, в больших фрагментах даже поэтических переводов можно найти отдельные правильные регулярные соответствия, но это не будет означать, что в целом мыслительные образы оригинала и перевода-интерпретации не составляют единое целое и не созданы только для данного случая.
Рис. 4 На Рис. 4 наглядно показано еще одно отличие трансформационного метода - он процедурно (алгоритмически) прозрачен, и перевод, выполненный путем трансформаций, легко преобразовать в обратный, в отличие от перевода, сделанного по денотативному механизму - например, обратный перевод "The Arabian Nights" даст нам "арабские" или "аравийские ночи", но никак не "тысяча и одна ночь". Мне представляется, что трансформационный и денотативный механизмы достаточно убедительно показывают, как происходит процесс перевода. Однако для того, чтобы ответить на вопрос о том, все ли мы переводим, и показать влияние переводческих знаний на процесс перевода, его удобно представить в виде особого типа коммуникации. Перевод с помощью трансформацийThe book describes the experimental methods that are most feasible for studying the properties of these products. Книга описывает экспериментальные методики, которые лучше всего подходят для изучения свойств этих продуктов.
Перевод как особый коммуникативный акт рассматривает "коммуникативная теория перевода", предложенная ОКаде4. Согласно этой теории, отправитель сообщения на языке оригинала "означивает" это сообщение, пользуясь своими системами знаний о предмете и о том языке, на котором он формулирует свое сообщение. Эти системы знаний принято называть "тезаурус", т.е. отправитель сообщения пользуется своим предметным и языковым тезаурусом. Сообщение получает переводчик, "расшифровывает" его и формулирует на языке перевода, пользуясь уже своим предметным и языковым тезаурусом (причем у переводчика языковой тезаурус состоит из двух частей - исходного языка и языка перевода). Затем от переводчика сообщение поступает к получателю, т.е. к тому, кому оно предназначено, и тот его интерпретирует опять с помощью собственного предметного и языкового тезауруса (см. Рис. 5).
Рис. 5 Для понимания процесса перевода важно иметь в виду, что тезаурусы отправителя сообщения, переводчика и получателя сообщения никогда полностью не совпадают. Самые большие информационные потери происходят в том звене цепочки коммуникации, где производится перевод (перекодирование) сообщения. Отчасти это вина переводчика (ни один переводчик не может знать одинаково хорошо оба языка), отчасти же смысловые потери и расхождения - результат иного оформления сообщения на языке перевода и иного восприятия получателем. Я уже приводил пример с английским словом "commitment", которое в большинстве контекстов не понятно русскоязычному читателю или слушателю в прямом переводе и нуждается в дополнительном разъяснении (т.е. на русском языке это понятие должно быть иначе оформлено). Приведу еще один пример. Американцы, которые "учат нас жить" на разных семинарах, любят пользоваться так называемым SWAT-анализом (SWAT - Strengths, Weaknesses, Achievements, Threats) для оценки деятельности фирм, проектов и т.п. Это сокращение обычно при переводе "расшифровывают" так: "сильные стороны, слабые места, достижения и факторы, угрожающие деятельности". Однажды при синхронном переводе переводчик перевел "threats" дословно: "угрозы". Ко мне подошел участник семинара из Грузии и спросил: "Скажи, дорогой, вот это "угрозы", они что рэкет имеют в виду, да?" Почему в одном и том же контексте "achievements" можно перевести как "достижение", a "threat" как "угроза" нельзя?! Потому что в данном контексте на русском языке это понятие оформляется по-иному (мягче, не так "в лоб") и в непривычном речевом оформлении неправильно воспринимается не только грузинскими участниками. Несоответствием тезаурусов объясняются многие ошибки перевода, а также тот печальный факт, что получить перевод, полностью передающий все оттенки смысла оригинала, практически невозможно. Давайте сначала поговорим о природе ошибок. У переводческих ошибок два источника: недостаточное знание языка и недостаточное понимание того предмета, которому посвящен переводимый текст (т.е. неполнота языкового, предметного или обоих тезаурусов). Нет смысла много говорить о тривиальных вещах, об ошибках начинающих переводчиков (неправильном употреблении времен, игнорировании артиклей, незнании идиом и т.п.). Постепенно, с приобретением опыта они исчезают. Приведу лишь два случая. Как-то в одной экзотической стране наш "военный советник", высказывая местному генералу неудовольствие по поводу опоздания с доставкой техники в пункт X, сказал: "Хороша ложка к обеду!" Переводчик, не задумываясь, перевел: "A spoon is good for diner". Воспитанный генерал, следуя законам восточного гостеприимства, тут же стал приглашать на обед. В конце концов все оказались довольны и переводчику сошло с рук. Часто мы наблюдаем неполноту двух тезаурусов - языкового тезауруса переводчика, который не знал идиомы, и предметного тезауруса получателя перевода - генерала, который вместо того, чтобы попросить уточнить перевод, подумал, наверное, так: "Загадочная страна Россия. Должно быть, у них в такой форме намекают на то, что неплохо бы и пообедать". Второй случай связан с переводом "Графика поставок" с русского на английский, речь в котором шла о том, что к такому-то сроку фирма обязана поставить кран. Переводчик употребил неопределенный артикль (a crane) и хитрые "империалисты" поставили такую ма-аленькую лебедку, хотя кран требовался для монтажа очень крупной установки, где самая маленькая деталь весила несколько тонн. Конечно, в конце концов фирма поставила такой кран, который требовался, но... отчасти за счет русской стороны. График поставки составлял неотъемлемую часть контракта, а контракт был согласован и подписан обеими сторонами и, более того, оба его текста, английский и русский, имели одинаковую юридическую силу. Где же ошибся переводчик? Какой тезаурус оказался не полным? Я думаю, предметный. Ему надо было помнить о том, что этот график - часть контракта, а там об этом злосчастном кране уже говорилось и не раз. Переводчик в данном случае был неопытный, опытный переводчик уж точно вставил бы определенный артикль хотя бы для того, чтобы подстраховаться. В худшем случае у него бы стали спрашивать: "Что это у вас за такой конкретный кран в переводе, нас ведь любой устроит?" Он бы извинился, и дело с концом. Во всяком случае лишние тысячи долларов за артикль никто бы не платил. А вообще, тяжелая у нас профессия, правда?! И есть такие несоответствия в переводе, которые я рискнул бы назвать неизбежными. Давайте о них поговорим подробнее. Начнем, пожалуй, с английских артиклей. За исключением хрестоматийных случаев (предметы, единственные в своем роде, и повторное употребление одного и того же существительного) все остальное, что касается определенного артикля, для меня, например, "вещь в себе". Впрочем, многие очень хорошие переводчики признавались мне в том же. Самое же для меня непонятное это то, чему английский определенный артикль соответствует в русском языке. Я спрашивал лингвистов, пытался найти ответ в литературе - все напрасно: кроме шаманского бормотания про категории определенности/неопределенности, ничего определенного я не услышал и не прочитал, а меня интересует вот что: если мы неправильно употребляем английский определенный артикль, то чему (какому грамматическому или стилистическому нарушению) это соответствует в русском? Если, к примеру, неправильно употреблять немецкие или французские артикли, то в русском это будет примерно соответствовать рассогласованным родовым и падежным окончаниям, и мы будем говорить как "один большая друг русское народом". А если неправильно употреблять английские? В одном учебнике по теории перевода5 английский артикль связывают с инверсией: "Вошел человек" - "A man came in", а "Человек вошел" - "The man came in". Впрочем, и сам автор считает, что это случай далеко не универсальный. А Джон Лe Карре пишет, например, о "пролетарской манере говорить, без артиклей". Пролетарская манера разговора - это речь малообразованных людей, т.е. в речи образованных людей определенный артикль играет свою немаловажную роль, которая нам, переводчикам, боюсь, не до конца ясна. Я думаю, что по этой причине возникает неизбежная неточность при переводе с русского на английский, да и с английского на русский. (Едва ли в большинстве случаев, просто опуская артикль в русском переводе, мы полностью передаем его роль и значение!) Хотя и принято говорить, что все языки в равной степени могут передать своими средствами любое содержание, мне все же кажется, что такие "эндемические" языковые средства, как артикли, не могут быть со всей полнотой переданы в тех языках, в которых они отсутствуют. Похожая ситуация с переводом английского "you", как "вы" и как "ты". И хоть известно, что "англичане даже собаку на "вы" называют", "ты" они все-таки говорят, но вот в каких случаях? Как правило, необходимость "перейти на "ты" в переводе нам подсказывает ситуация (ребенок, друг, товарищ и т.п.), но вот у меня, например, есть товарищ, которого я знаю лет двадцать, и мы с ним до сих пор на "вы", а я ведь далеко не англичанин... Иными словами, в случае определенного артикля и местоимения "you" наш предметный и языковой тезаурус, по-видимому, не полон, и в этих случаях перевод не передает всего содержания оригинала или передает его неправильно. Но это, как говорится, полбеды. Сложность перевода, по крайней мере литературного, усугубляется еще и тем, что слова, словосочетания и даже отдельные звуки или буквы связаны в сознании носителей языка не только с определенными значениями, но и с определенными ассоциациями и передать их в переводе, по-видимому, вообще невозможно. Различие "ассоциативных тезаурусов" автора и переводчика удобно показать на примере текста, в котором содержания почти нет. Вот два небольших четверостишия из "Алисы в Зазеркалье":
gyre and gimble in the wabe; All mimsy were the borogoves And the mome raths outgrabe. Beware the Jabberwock, my son! The jaws
Варкалось. Хливкие шорыси
О бойся Бармаглота, сын! Он
Здесь я привел очень талантливый перевод, и все же можем ли мы с полной уверенностью сказать, что "хливкие шорьки" вызывают у русских читателей те же ассоциации и будят такие же эмоции, как "slithy toves" у английских, или что "Бармаглот и злопастный Брандашмыг" так же пугают или смешат наших детей, как "Jabberwock" и "frumious Bundersnateh" английских?! Я думаю, что в силу различий в воспитании, образе жизни и, как теперь говорят, "менталитете" ассоциации и эмоции у нас с англичанами и американцами нередко вызываются очень разными вербальными стимулами, а потому даже очень хороший, талантливый перевод этого отрывка нельзя считать полным. Давайте поставим такой опыт. Большинство слов в этом стишке ничего не значит, поэтому возьмем близкие к ним по звучанию - мне кажется, что на основе этих "фонетических соседей" и возникают ассоциации у русских и английских читателей. Конечно, результат, который мы получим, может служить лишь косвенным доказательством. Составим такую таблицу: Таблица 1
Теперь судите сами. Мне кажется, что эмоции (смех или страх), вызываемые этим стишком, например, у английских и русских детей, могут быть и одинаковы, но ассоциации, на основе которых они возникают, явно разные, Т.е. на уровне ассоциаций перевод не соответствует и не может соответствовать оригиналу. Вы можете справедливо мне возразить, что, мол, пример взят особый, что поэзия, мол, вообще штука специфическая. Хорошо, приведем вполне прозаический пример. Предположим, что мы перевели русское восклицание "Ах, ты, гад!" как "You, bastard!" Можно заметить, что, несмотря на общую экспрессивность, ассоциации, вызываемые русским словом "гад" (скользкий, ползучий, ядовитый) и английским "bastard" (незаконнорожденный ребенок, ублюдок), различны. Такой перевод, встречающийся довольно часто, строго говоря, нельзя считать полной передачей смысла. Перед тем как завершить это достаточно поверхностное рассмотрение общих теорий перевода (дальше мы еще не раз будем возвращаться к отдельным аспектам разных теорий), я хочу немного рассказать об одной экстремальной точке зрения на перевод, в которой, на мой взгляд, есть немалая доля истины. Лингвист и философ У.Куайн6 утверждает, что значение определяется исключительно воздействием речевых форм на получателя сообщения и не существует вне речевого поведения в виде соответствия между языковой формой и ее мыслительным содержанием, которое, как вы помните, определяется конвенцией. Объективно существует лишь "стимульное значение", т.е. значение как стимул к речевой или физической реакции или, наоборот, стимулируемое этой реакцией. Все остальные значения субъективны. Например, "Иди!" может объективно означать лишь "побуждать к хождению", так как вызывает эту реакцию у всех носителей русского языка. Соответственно, объективный перевод (т.е. установление соответствий между речевыми формами разных языков) возможен только с неизвестного языка некоего затерянного в джунглях племени на известный язык путем на блюдения и регистрации речевой реакции туземцев. Скажем, пробежал кролик, и туземцы что-то при этом сказали, тогда сказанное может означать "кролик" либо "вот бежиг кролик" и т.п. Любой же другой вид перевода является принципиально неопределенным, и не стоит говорить о большей адекватности какого-либо перевода, поскольку это не доказуемо. Есть, как видите, и такая крайняя точка зрения на перевод. Она во многом справедлива, но пусть это вас не пугает - перевод все-таки существует, и доказательство тому наша с вами деятельность. Более того, теории, о которых мы говорили, справедливы и достаточно объективно описывают процесс перевода, что же касается неоднозначности в языке и в переводе, то не будем забывать о таких мощных средствах ее устранения, как контекст и ситуация. Подводя некоторые предварительные итоги нашего краткого экскурса в теорию перевода, можно сказать, что Для анализа ошибок перевод удобно и полезно рассматривать как коммуникативный акт, в котором переводчик выступает в качестве посредника и полнота которого зависит от совпадения у всех его участников двух тезаурусов - предметного и языкового, причем в последнем немалую роль играют ассоциации. Конечно, в переводе литературном ассоциации играют более существенную роль, чем в переводе, скажем, техническом; различна и роль языкового и предметного тезауруса. Но об этом поговорим в следующей главе. 1Перевод выполнен системой машинного перевода "СИМПАР" (см Искусственный интеллект: Справочник-Кн. 1 -М., 1990). 2Комиссаров В.Н. Слово о переводе,- М., 1973. 3Meredith G. The Old Chartist (Мередит Д. Старый чартист / Пер. В.Е.Васильева// Английская поэвия в русскихпереводах.-М., 1981. 4См., например, Каде О. Проблемы перевода в свете теории коммуникации / Пер. с нем. // Вопросы теории перевода в зарубежной лингвистике,-М., 1978. 5Федоров А.В. Основы общей теории перевода,- М., 1968. 6См.: Quine W. From a Logical Point of View. - Harvard Univ. Press. 1953; Quine W. On the Reasons for Indeterminancy of Translation // J. ot
|
|
|