Учебник для 9 класса

ЛИТЕРАТУРА

А. П. Чехов. «Тоска» (1886)

Критики, оценивая рассказ, отметили его драматизм и незначительность жизненных обстоятельств, послуживших темой Чехову. «Куда он ни посмотрит,— писал критик Л. Е. Оболенский,— везде для него является источник творчества: где мы с вами ничего не увидим, не поймем, не почувствуем, где для нас все просто, обыденно,— там для него целое открытие». И дальше: «Что такое, что извозчик задумался и натыкается на экипажи и прохожих? Пьян, верно, или глуп непроходимо, подумаем мы с вами. Но едва на все это взглянет Чехов, перед ним раскрываются тайны, его любящее сердце видит за всем этим целую жизнь, которую умеет так понять, так полюбить, что и мы начинаем ее любить и понимать!»

В самом деле, рассказ начинается с городского зимнего пейзажа: валит мокрый снег, всюду сугробы, уже зажжены фонари. На этом фоне изображены двое — извозчик Иона и его лошаденка. Они словно одни на целом свете, и оба не шевелятся и «погружены в мысль». Иона думает о чем-то своем, а лошаденка — о том, что она выпала из привычной среды, что ее «оторвали от плуга» и «бросили сюда в этот омут, полный чудовищных огней, неугомонного треска и бегущих людей...». Так создается печальное настроение: извозчик и его лошадь погружены в свои думы, ушли в безысходную тоску и замерли в ней. Но и между ними нет единства: каждый думает о своем. Однако Иона хочет выйти из состояния тоски, облегчить свое горе, выговориться и почувствовать себя членом человеческого сообщества.

Все персонажи, которых везет Иона (военный, трое гуляк-весельчаков) и с которыми встречается (дворник, молодой извозчик), приходят из внешнего мира. Этот окружающий Иону мир остается к нему равнодушен. Военный, ради вежливости бросив незначащие фразы, потом закрывает глаза и «не расположен слушать». Знаком полного отчуждения мира от Ионы, оставляющего его наедине с тоской и лошадью, снова служит пейзаж и поза извозчика: «...он останавливается у трактира, сгибается на козлах и опять не шевельнется... Мокрый снег опять красит набело его и лошаденку». Молодые люди циничны, разнузданны и драчливы. Слова Ионы о смерти сына вызывают у них банальную отповедь: «Все помрем...» Дворник прогоняет Иону, едва удостоив ответа. Свой брат-извозчик, услышав от Ионы о смерти его сына, «укрылся с головой» и заснул.

Если мир отталкивает от себя Иону, то извозчик, напротив, хочет приобщиться к нему, стать его неотъемлемой частью. Иона пытается преодолеть тоску и понимает, что ему необходимо людское сочувствие и сострадание. Только оно облегчит и уврачует его душу. Чехов смеется над странным, даже нелепым поведением героя, над его ложными представлениями о мире и людях, но все это поглощается тем состраданием, той трогательной теплотой, которая особенно впечатляюща в последней сцене.

Отчаявшийся избавиться от тоски, Иона идет в конюшню к лошади¹. Он думает «об овсе, сене, о погоде... Про сына, когда один, думать он не может... Поговорить с кем-нибудь о нем можно, но самому думать и рисовать себе его образ невыносимо жутко...» Лошадь и стала его единственной «собеседницей», которая отнеслась к горю Ионы неравнодушно, не перебивала, слушала и дышала «на руки своего хозяина...». Ее кроткое и умное поведение подбодрило извозчика: «Иона увлекается и рассказывает ей все...»

«— Так-то, брат кобылочка... Нету Кузьмы Ионыча... Приказал долго жить... Взял и помер зря... Теперя, скажем, у тебя жеребеночек, и ты этому жеребеночку родная мать... И вдруг, скажем, этот самый жеребеночек приказал долго жить. Ведь жалко?»

В начале рассказа Иона и лошадь изображены вместе, но думы у обоих были разные при общем чувстве неизбывной тоски. В конце рассказа они снова вместе, но теперь и тоска одна, и мысли сходные — о детях. Единственное существо, которое с молчаливым «пониманием» отнеслось к Ионе,— лошадь. Прочитав только что приведенную сцену, брат Чехова, Александр Павлович, писал ему: «...В этом месте твоего рассказа ты — бессмертен».

В последней картине лошадь и извозчик образуют нечто единое, сливаясь в необычный, тоскующий образ. Но это только усиливает неизбывное и безысходное их одиночество в огромном человеческом море. В мире не нашлось ни одной человеческой души, которая ощутила бы боль Ионы, и он волей-неволей вынужден обратиться со своей мукой к другому живому существу. У лошади тоже нет никого, кроме Ионы.

Чтобы читатель мог увидеть причину щемящей тоски любого человека, даже самого обыкновенного, самого заурядного, в одиночестве, в пагубной разъединенности людей в мире, в их отверженности друг от друга, Чехов предпослал рассказу эпиграф из духовного стиха «Плач Иосифа и быль».

Эти стихи бросают дополнительный свет на рассказ: тоска и одиночество проистекают оттого, что сердца людей закрыты, черствы, не готовы к состраданию ближнему. Потому-то «печаль моя», как сказано в плаче, остается не известной никому, кроме Бога, а ответом Ионе на его горькие слова — молчание всего мира. Так бытовая зарисовка о судьбе безвестного извозчика и его лошади подключается к вселенскому мировому гуманистическому контексту. Драматическая история становится согретой теплотой Божественного света и сочувствием большого человеческого сердца.

¹ У Чехова даже женский род играет свою роль, и лошадь вместо коня выбрана совсем не случайно: когда-то Иона заметил, что «с бабами говорить еще лучше», и вот теперь разговаривает с лошадью.