Произведения Пастернака — ткань, переливающаяся тысячью блесток и оттенков мысли.
В. Асмус
Борис Леонидович Пастернак родился в Москве, в интеллигентной творческой семье, известной своими художественными наклонностями. Его отец, Леонид Осипович, был академиком живописи. Мать, Розалия Исидоровна, урожденная Кауфман,— профессором Одесского отделения Императорского русского музыкального общества.
В их доме бывали Л. Н. Толстой, Н. Н. Ге, А. Н. Скрябин. С детских и юношеских лет Борис Пастернак полюбил природу («Дремучее царство растений,/ Могучее царство зверей»), философию и музыку.
К природе он приобщился в летние месяцы, когда родители вывозили мальчика в Подмосковье.
Любовь к христианству ему привила русская няня, которая втайне от родителей водила мальчика в православную церковь. «Окропив его во имя Отца и Сына и Святого Духа, она уверила его, что нет препятствий к его участию в службе»,— писал Е. Б. Пастернак, сын поэта. Христианство стало с тех пор духовной жаждой и источником творчества.
Музыка всегда была предметом внимания, восхищения и переживания, но профессиональное увлечение ею и сочинительство, несмотря на поощрения А. Н. Скрябина, Б. Л. Пастернак оставил еще в юности.
Увлечение философией началось в Московском университете, куда Пастернак после окончания гимназии с золотой медалью (1906) поступил на юридический факультет, затем перешел на историко-филологический. На втором курсе он познакомился под руководством известного философа Густава Густавовича Шпета1, писавшего о внутренней форме слова2 и не чуждого занятиям литературой, с учением немецкого философа Эдмунда Гуссерля. В апреле 1912 года Пастернак уехал в Марбург к философу Герману Когену для знакомства с неокантианской философией3. Там он делает успехи, но вскоре порывает с карьерой профессионального философа и возвращается в Россию. Однако ни музыка, ни философия не будут забыты. Они войдут в жизнь и в стихи так же, как природа и христианство, и займут в них подобающее им почетное место.
Сделав выбор в пользу Слова, Пастернак встал на поэтический путь.
Первые стихотворения появились в 1913 году, в пору окончания университета. На следующий год вышла книга стихотворений «Близнец в тучах», через три года — «Поверх барьеров» (1917). Спустя двенадцать лет поэт переработал эту книгу и выпустил новый сборник — «Поверх барьеров. Стихи разных лет» (1929).
1913 год — предвестие заката символизма4. Символизм еще активен, но кризис его очевиден. Пастернак его остро чувствует и при всей любви к Блоку понимает, что настает время Маяковского. Вместе с Н. Асеевым и С. Бобровым он входит в поэтическую группу «Центрифуга», близкую футуристам.
После сборника «Поверх барьеров» он задумывает (1917) новую книгу стихотворений, которая вышла в свет в 1922 году и называлась «Сестра моя — жизнь». На следующий год появился сборник «Темы и вариации» (1923). В это время Пастернак сближается с Маяковским и входит в группу ЛЕФ (Левый фронт искусств).
В художественном плане в стихах этих лет Пастернак четко формулирует свои пристрастия и искания: он отказывается от романтизма и символизма и хочет, чтобы его жизнь предстала в стихах не жизнью поэта, а жизнью человека по имени Борис Леонидович Пастернак, своеобразной, без прикрас. Иначе говоря, он с самого начала ищет поэзию в прозе и сознательно прозаизирует стих, вводя в поэтическую речь слова и обороты, умеряющие гладкопись, неласковые для слуха, затрудняющие восприятие прихотливыми ассоциациями и нарочитым высоким косноязычием.
Позднее, вспоминая о том времени, когда вышла книга «Сестра моя — жизнь», Пастернак писал, что он жил с ощущением «повседневности», когда все события уравнивались в своем значении и не было событий «поэтических» и «прозаических», «высоких» и «низких». Но каждое явление обыденности тотчас становилось историческим и вечным. Перед его глазами развертывалась становящаяся история.
Человек и Вселенная мыслились в поэзии Пастернака самостоятельно, но не отъединенно. Они укладывались в некую естественную общность. Пастернак в отличие от художников, которые мечтали ради блага человечества переустроить данный свыше миропорядок, утверждал в своей поэзии его нерушимость, устойчивость и не видел надобности в насильственном преобразовании основ жизни.
Это убеждение, что в мироустройстве, в природе, в истории ничего не надо менять, что их законы сами все сделают наилучшим образом, поэт пронес через всю жизнь.
В 1920—1930-е годы Пастернак завершает поэму «Высокая болезнь» (1923 —1927), пишет поэмы «Девятьсот пятый год», «Лейтенант Шмидт» и заканчивает роман в стихах «Спекторский» о русском интеллигенте, который вытеснен за рамки истории эпохой великого перелома, но которого надо вернуть истории, поскольку он необходимая ее частица. Тогда поэт опубликовал несколько прозаических произведений («Апеллесова черта», «Письма из Тулы», «Детство Люверс», «Воздушные пути»). В 1927 году Пастернак выходит из состава группы ЛЕФ.
Стихотворения и поэмы этих лет свидетельствуют о том, что Пастернак пытался откликнуться на социальные изменения в стране, что ему хотелось душой быть рядом с теми, кто строил социализм. Однако новая действительность представлялась ему столь же косной, как и прежняя, в моральном отношении вызывала глубокие сомнения. В послании Борису Пильняку5 он признавался:
И разве я не мерюсь пятилеткой,
Не падаю, не поднимаюсь с ней?
Но как мне быть с моей грудною клеткой
И с тем, что всякой косности косней?
В связи с этим поэт понимает, что отказ славословить новую власть чреват репрессиями6. Всякая похвала автору со стороны власти оборачивается ожиданием похвалы властям со стороны поэта. В послании «Брюсову» он писал:
Вас чествуют. Чуть-чуть страшит обряд,
Где вас, как вещь, со всех сторон покажут
И золото судьбы посеребрят,
И, может, серебрить в ответ обяжут.
Пастернака больше всего страшило выпячивание его личности, его творчества. По моральным причинам он опасался быть официальным поэтом, возведенным на некий пьедестал, и всячески этому противился. В его жизни и в поэзии моральные категории всегда преобладали над социальными. Свой творческий путь он мыслил как проникновение в существо и тайны бытия. Если раньше оно достигалось благодаря сложности и многообразию ассоциаций, то постепенно у Пастернака стало преобладать мнение, что сложность мира требует «неслыханной простоты» выражения, исключающей «словесный сор». Пробиваясь к такой простоте, он в 1932 году выпускает книгу стихов «Второе рождение». В ней видно стремление писать просто, ясно, прозрачно.
Одной из главных тем книги была любовь, соединенная с ощущением красоты и правды. В стихотворении «Любить иных — тяжелый крест...» Пастернак ставит любовь в один ряд с красотой, с жизнью и ее загадками («И прелести твоей секрет/Разгадке жизни равносилен»), с простотой и бескорыстием основ бытия. Любовь побуждает жить без фальши, благодаря ей духовные и душевные силы человека расцветают, и он становится лучше и нравственно чище. В эти минуты ему кажется, что
Легко проснуться и прозреть,
Словесный сор из сердца вытрясть,
И жить, не засоряясь впредь,
Все это — не большая хитрость.
В той же книге помещено и другое знаменитое стихотворение — «Красавица моя, вся стать...». В нем красота отзывается радостной, возвышающей музыкой души или поэтическим вдохновением, которое стремится выразиться рифмами. Наконец, она принимает совершенные скульптурные формы. В стихотворении еще сохраняется перегруженность образными и иными ассоциациями, отступлениями о рифмах, задерживающими мысль, но вместе с тем ясно видно и стремление к простоте, к ясности стиля, которое ярко проявилось в первой и двух последних строфах:
Красавица моя, вся стать,
Вся суть твоя мне по сердцу,
Вся рвется музыкою стать,
И вся на рифмы просится. <...>
Красавица моя, вся суть,
Вся стать твоя, красавица,
Спирает грудь и тянет в путь.
И тянет петь и — нравится.
Тебе молился Поликлет7,
Твои законы изданы.
Твои законы в далях лет.
Ты мне знакома издавна.
Все это вместе свидетельствует о том, что Пастернак — поэт нового столетия, с которым его роднит понимание сложности и трагичности бытия, стремление быть свободным, правдивым и морально честным до конца, во всяком слове и жесте, во всякой детали и подробности.
Великая Отечественная война вызвала в Пастернаке духовный и патриотический подъем. Он написал о войне несколько стихотворений, ездил на фронт в составе бригады писателей и вообще ощутил войну «живым периодом», почувствовал общность со всеми. Во время войны он написал книгу стихотворений «На ранних поездах» (1936—1944).
После войны писатель приступил к созданию романа «Доктор Живаго». «В замысле у меня было дать прозу, в моем понимании реалистическую, понять московскую жизнь, интеллигентную, символистскую, но воплотить ее не как зарисовки, а как драму или трагедию»,— говорил Пастернак своим друзьям при чтении отдельных глав романа8. Своему новому произведению Пастернак придавал огромное значение и считал его важной вехой своего творческого пути: «Я совершенно не знаю, что мой роман представит собой объективно, но для меня в рамках моей собственной жизни — это сильный рывок вперед — в плане мысли. В стилистическом же плане — это желание создать роман, который не был бы всего лишь описательным, который давал бы чувства, диалоги и людей в драматическом воплощении. Это проза моего времени, нашего времени и очень моя»9. Общий пафос «Доктора Живаго» он определил так: «Это дух Евангелия, во имя которого Христос говорит притчами из быта, поясняя истину светом повседневности. Это мысль, что общее между смертными бессмертно и что жизнь символична, потому что она значительна»10.
«Доктор Живаго» был предложен для напечатания в журнал «Новый мир», но отвергнут редакцией. В 1957 году он был издан за рубежом, и автору была присуждена Нобелевская премия по литературе. После этого в стране началась злобная травля писателя. От него потребовали выехать за границу. Пастернак не мог этого сделать, потому что не мыслил себя вне России. Он сделал уступку властям: отказался от Нобелевской премии.
Последняя написанная Пастернаком книга стихотворений — «Когда разгуляется...» (1956—1959) — вышла в Париже в 1959 году. В ней достигнута та «неслыханная простота» выражения, к которой всю жизнь стремился поэт. Примером могут служить два стихотворения — «Перемена» и «Весна в лесу».
В первом из них отразилось отвращение Пастернака ко всякой помпезности, всяческой парадности, выспренности, «красивым» и ничего не значащим фразам. Он идет к простым, бедным и нищим людям, потому что там
Был осязателен без фраз,
Вещественен, телесен, весок
Уклад подвалов без прикрас
И чердаков без занавесок.
Еще в 1938 году он писал родителям: «Людей художественной складки всегда будет тянуть к бедным, к людям трудной и скромной участи, там все теплее и выношеннее...» Однако и здесь поэта неожиданно поджидала трагедия. Оказывается, человеческое горе вызывает отныне не сочувствие в морально испорченном обществе, а считается позором. Нравственные ценности изменились и рухнули. По отношению к беднякам, убогим или скромным людям можно судить о нравственном состоянии народа. Для Пастернака этические перемены стали равными моральной катастрофе: «Я человека потерял/С тех пор, как всеми он потерян».
И может быть, так сильно, так мощно зовет его к себе природа, ее красота, потому что она никогда не меняет своей простой, ясной и прекрасной сущности. С теплым юмором и с легким дыханием встречает поэт весну в лесу, радуясь и таянью снегов, и петуху с курицей, и еловому мусору, и затопленным проталинам, и наступившей после зимы жаре. Он зорок и наблюдателен. Внимателен к подробностям природы и к ее общему настроению. А это значит, что он бесконечно любит жизнь и хочет, чтобы ее полюбили все. В I960 году Пастернака не стало.
Значение гениального поэта велико и непреходяще. Он вдохнул в русскую поэзию новые идеи, новый дух, он дал ей новые стилистические и стиховые формы, безмерно расширив и углубив возможности русского языка и стиха. Он подарил нам прекрасные образцы переводов Шекспира, Гёте, грузинских и иных поэтов.
В 1936 году А. А. Ахматова писала о Пастернаке, точно определив нерв его поэзии:
И вся земля была его наследьем,
А он ее со всеми разделил.
Сам поэт в стихотворении «Нобелевская премия» сказал о себе в разгар обрушившихся на него клевет и ругательств:
Что же сделал я за пакость,
Я, убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.
1 Г. Г. Шпет. (1879—1940) — русский философ.
2 Внутренняя форма слова — скрытые в слове древние корневые формы и их значения.
3 Неокантианская философия — течение философии, возрождающее идеи немецкого философа Иммануила Канта в новых исторических условиях конца XIX — начала XX века.
4 Символизм — литературно-художественное направление конца XIX — начала XX века. Целью искусства символизм считает интуитивное, не рациональное постижение мира с помощью аналогий и соответствий, выступающих знаками, символами. Благодаря символу художник способен вырваться из повседневности в идеальный мир.
5 Пильняк (настоящая фамилия — Вогау) Борис Андреевич (1894 — 1941) — русский писатель.
