Краткое изложение произведений, изучаемых в 11 классе
ЛИТЕРАТУРА
В окопах Сталинграда
(краткое содержание)
Приказ об отступлении приходит совершенно неожиданно. Герой произведения Юрий Керженцев размышляет о том, как плохо лежать в обороне. Тут его вызывают в штаб.
У штабной землянки командиры спецподразделений, штабники. Собравшиеся говорят о войне.
Из Майоровой землянки вылезает начальник штаба Максимов.
С его приходом все умолкают. Над горизонтом проплывает партия немецких бомбардировщиков. Уже вторая за короткое время.
Приходят комбаты, Каппель — комбат-два — и командир первого батальона Ширяев. В полку его называют Кузьма Крючков. Максимов встает. Все остальные тоже. По приказу все вынимают карты. Максимов разворачивает свою.
Жирная красная линия ползет через всю карту с запада на восток.
Максимов диктует маршрут. Большой — километров на сто. Конечный пункт — Ново-Беленькая. Там должны сосредоточиться через шестьдесят часов, т. е. через двое с половиной суток. Первый батальон остается на месте. Будет прикрывать. Они обсуждают имеющийся в наличии арсенал орудий. Потом Максимов приказывает комбатам зайти к нему. Сообщает, что немец к Воронежу подошел. Рассказчик размышляет о бедственном положении войск. Уже ни людей, ни пушек. «И ведь совсем недавно только в бой вступили — двадцатого мая, под Терновой, у Харькова.
Прямо с ходу. Необстрелянных, впервые попавших на фронт, нас перебрасывали с места на место, клали в оборону, снимали, передвигали, опять клали в оборону... Перекинули нас южнее, в район Булацеловки, около Купянска. Пролежали и там недельки две. Копали эскарпы, контрэскарпы, минировали, строили дзоты. А потом немцы перешли в наступление. Пустили танков видимо-невидимо, забросали нас бомбами. Мы совсем растерялись, дрогнули, начали пятиться. Короче говоря, нас вывели из боя, сменили гвардейцами и отправили в Купянск. Там опять дзоты, опять эскарпы и контрэскарпы, до тех пор, пока не подперли немцы. Мы недолго обороняли город — два дня только. Пришел приказ: на левый берег отходить. Взорвали железнодорожный и наплавной мосты и окопались в камышах».
Некоторое время шла перестрелка. Постепенно все успокаивалось, и бойцы привыкали к такой жизни. И вдруг — приказ...
Идут последние приготовления к отступлению. В двенадцать уходит в сторону Петропавловки последняя рота полка.
Еще пару дней противник не догадывается об уходе войск, по-прежнему бьет по дороге и северной окраине Петропавловки. Ночью полк минирует берег. Рассказчик вспоминает мирную жизнь. «Последнюю открытку от матери я получил через три дня после сообщения о падении Киева. Датирована она была еще августом. Мать писала, что немцев отогнали, канонады почти не слышно, открылся цирк и музкомедия. А в общем: “Пиши чаще, хотя я и знаю, что у тебя мало времени,— хоть три слова...”»
Их было шестеро неразлучных друзей — рассказчик, Анатолий Сергеев, Руденский, Вергун, Люся Стрижева и веселый маленький Шурка Грабовский. Вместе учились, вместе всегда за город ездили.
Чижик под Киевом погиб — в Голосееве. Об остальных рассказчик ничего толком не знал.
От размышлений его отвлекает солдат, спрашивающий, следует ли устраивать третий ряд мин.
На следующий день с наступлением темноты они начинают сворачиваться.
«Обороны на Осколе более не существует. Все, что вчера еще было живым, стреляющим, ощетинившимся пулеметами и винтовками, что на схеме обозначалось маленькими красными дужками, зигзагами и перекрещивающимися секторами, на что было потрачено тринадцать дней и ночей, вырытое, перекрытое в три или четыре наката, старательно замаскированное травой и ветками, — все это уже никому не нужно.
Через несколько дней все это превратится в заплывшее илом жилище лягушек, заполнится черной, вонючей водой, обвалится, весной покроется зеленой, свежей травкой. И только детишки, по колено в воде, будут бродить по тем местам, где стояли когда-то фланкирующего и кинжального действия пулеметы, и собирать заржавленные патроны. Все это мы оставляем без боя, без единого выстрела... Мы идем молча, точно сознавая вину свою, смотря себе под ноги, не оглядываясь, ни с кем и ни с чем не прощаясь, прямо на восток по азимуту сорок пять».
Привал делают в селе Верхняя Дуванка, от Петропавловки оно в двадцати двух километрах, значит, пройдено около тридцати. Бойцы отдыхают, едят.
Подходит адъютант. Говорит, что двух человек уже не хватает. Сидоренко и Кваста. Выясняется, что они односельчане. Все понимают, что они дезертировали. Комбат Ширяев в ярости.
На пути бойцам попадается связной штаба Игорь.
«Дела дерьмовые,— коротко говорит он,— полк накрылся...
Мы молчим.
— Майор убит... комиссар тоже...
Игорь кусает нижнюю губу. Губы у него совершенно черные от пыли, сухие, потрескавшиеся.
— Второй батальон сейчас неизвестно где... От третьего — рожки да ножки. Артиллерии нет. Одна сорокапятимиллиметровка осталась, и та с подбитым колесом... Максимов сейчас за командира полка. Тоже ранен. В левую руку... Велел вас разыскать и повернуть». В итоге в полку в настоящее время человек сто, вместе с кладовщиками и поварами. Максимов приказал полку идти на соединение с ним, до села Хуторки, если там его не будет, тогда строго на юг, на Старобельск. Немцы неподалеку от теперешнего места дислокации бойцов.
Идут проселком, срывая колосья и жуя золотые зерна. В каком-то селе бабы рассказали, что час тому назад проехали немцы, машин двадцать. А вечером мотоциклистов видимо-невидимо. И все туда, за лес.
«Положение осложняется. С повозками приходится расстаться. Снимаем пулеметы, патроны раздаем бойцам на руки. Часть продуктов тоже оставляем, ничего не поделаешь».
На рассвете наталкиваемся на полуразрушенные сараи, по-видимому, здесь когда-то была птицеферма. Становится известно, что немцы идут. «Цепочка каких-то людей движется параллельно нашим сараям километрах в полутора от нас. Их немного — человек двадцать. Без пулеметов,— должно быть, разведка».
Бойцы занимают тяжелую оборону, потом начинают стрелять. В ответ летят мины. Появляются раненые и убитые с той и с другой стороны. Несколько бойцов остаются для прикрытия, остальные идут на Кантемировку.
Вскоре начинается обстрел птицефабрики. Убит Лазаренко. Оставшиеся отправляются в путь.
Командира одолевают противоречивые чувства. Все спрашивают его, почему они отступают. «Что я на это отвечу? Что война — это война, что вся она построена на неожиданности и хитрости, что у немцев сейчас больше самолетов и танков, чем у нас, что они торопятся до зимы закончить всю войну и поэтому лезут на рожон. А мы хотя и вынуждены отступать, но отступление — еще не поражение,— отступили же мы в сорок первом году и погнали потом немцев от Москвы... Да, да, да, все это понятно, но сейчас, сейчас-то мы все-таки идем на восток, не на запад, а на восток... И я ничего не отвечаю, а машу только рукой на восток и говорю: «До свидания, бабуся, еще увидимся, ей-богу, увидимся...
И я верю в это. Сейчас это единственное, что у нас есть, — вера». Дон. «За Доном опять степи, безрадостные, тоскливые степи. Сегодня, как вчера; завтра, как сегодня. Солнце и пыль — больше ничего. Одуряющая, разжижающая мозги жара...
Вот и Сталинград. Бойцы останавливаются в одном доме у хороших людей.
Утром идут в отдел кадров. Узнают, что инженерный отдел находится на Туркестанской улице и там берутся на учет все саперы. Едут туда, чтобы поступить в резерв. Керженцеву, Игорю и еще двум лейтенантам из резерва надлежит войти в группу особого назначения. «Работа несложная. Промышленные объекты города на всякий случай подготавливаются к взрыву... Поселяемся в новой квартире... Сводки малоутешительны. Майкоп и Краснодар оставлены. В городе много раненых... Госпитали эвакуируются... Дороги на Калач и Котельниково забиты машинами. Во всех дворах усиленно роют щели и какие-то большие, глубокие ямы, — говорят, бассейны для воды на случай пожара... Зениток в городе много».
Приказа об эвакуации еще нет, но некоторые уже уезжают. Однажды в городе объявляют воздушную тревогу. Немцы. Очень много самолетов. Начинается бомбежка, после которой в городе бушуют пожары. После этого бои идут регулярно. Основной объект защиты — тракторный завод.
Однажды бойцов перекидывают в штаб фронта, в инженерный отдел.
Пройдя через многочисленные бои, герой произведения получает ранение. После госпиталя он снова отправляется в Сталинград, вырванный у немцев. Встречает своих боевых товарищей, от чего сердце озаряется радостью. Вечером опьяневшие бойцы вспоминают речь Гитлера, сказанную несколько месяцев назад: «Сталинград наш! В нескольких домах сидят еще русские. Ну, и пусть сидят. Это их личное дело. А наше дело сделано. Город, носящий имя Сталина, в наших руках. Величайшая русская артерия — Волга — парализована. И нет такой силы в мире, которая может нас сдвинуть с этого места. Это говорю вам я — человек, ни разу вас не обманывавший, человек, на которого провидение возложило бремя и ответственность за эту величайшую в истории человечества войну. Я знаю, вы верите мне, и вы можете быть уверены, я повторяю со всей ответственностью перед Богом и историей,— из Сталинграда мы никогда не уйдем. Никогда. Как бы ни хотели этого большевики...» Юрий смотрит на высокое и чистое небо, на Волгу. «Пей, оруженосец!.. Пей за победу! Видишь, что фашисты с городом сделали... Кирпич, и больше ничего... А мы вот живы. А город... Новый выстроим. Правда, Валега? А немцам капут. Вот идут, видишь, рюкзаки свои тащат и одеяла. О Берлине вспоминают, о фрау своих...
Где-то высоко-высоко в небе тарахтит “кукурузник” — ночной дозор. Над “Баррикадами” зажигаются “фонари”. Наши “фонари”, не немецкие. Некому уже у немцев зажигать их. Да и незачем. Длинной зеленой вереницей плетутся они к Волге. Молчат. А сзади сержантик — молоденький, курносый, в зубах длинная изогнутая трубка с болтающейся кисточкой. Подмигивает нам на ходу:
— Экскурсантов веду... Волгу посмотреть хотят. И весело, заразительно смеется».
Истинное лицо войны в повести В. Некрасова «В окопах Сталинграда»
Повесть Некрасова рассказывает о героической обороне города в 1942—1943 гг. Это произведение впервые было напечатано в 1946 г. в журнале «Знамя». В повести писатель говорит об истинном лице войны.
На войне всегда были не только победы, но и поражения. И об этом говорит автор. Цена победы очень велика. Один из персонажей повести — лейтенант Керженцев — это сам автор, который участвовал в боях за Сталинград. Повесть стала своего рода дневником писателя, в котором он описывал все, с чем пришлось столкнуться на фронте. В повести ничего не говорится о генералах, о руководстве страны. Писатель говорит только о солдатах и офицерах. Именно они ценой своих жизней отстояли страну. Повесть очень патриотична. Но в ней нет ни капли лжи и лицемерия. Мы видим простых людей, волею судьбы оказавшихся в эпицентре кровавых событий. Пусть они подчас испытывают страх за свою жизнь, но это не мешает им быть стойкими и мужественными.
