Учебник для 10 класса

ЛИТЕРАТУРА

       

Поэзия 1880—1890-х годов

«Осколочную», раздробленную картину мира можно наблюдать и в поэзии конца XIX века. Семен Яковлевич Надсон, Алексей Николаевич Апухтин, Сергей Аркадьевич Андреевский, Константин Михайлович Фофанов, Мирра Александровна Лохвицкая, Константин Константинович Случевский — в их поэзии по-разному претворились общие настроения эпохи. К этому поэтическому поколению принадлежат и будущие идеологи, и ведущие литературные деятели русского символизма на начальной его стадии — Николай Максимович Минский и Дмитрий Сергеевич Мережковский.

Начиная с Надсона поэты 1880—1890-х годов стали утверждать самоценность лирического порыва, его безусловную истинность — независимо от соответствия или несоответствия правде объективной реальности.

    О, мне не истина в речах твоих нужна,
    Огонь мне нужен в них, горячка исступленья,
    Призыв фанатика, безумная волна
    Больного, дерзкого, слепого вдохновенья! —

взывал к современному пророку лирический герой Надсона.

«Слепое вдохновенье» нередко превращало предмет лирического переживания, то есть саму реальность, в повод, а поэтическую фантазию — в самоцель творчества. Именно стиль Надсона подсказал Н. Минскому критерий художественной правды «новой поэзии», которую он и его единомышленники назвали «новым романтизмом». «Нервную», порывистую смену взаимоисключающих душевных состояний лирического героя Над-сона Минский возвел в ранг художественного идеала.

Страсть постоянно противоречить самому себе («мне нужен холод возмущенных слов»), исступленное упоение бесплодноразрушительной работой ума и сердца в конце концов приводят Минского к созданию поэтической философии, согласно которой первоосновой мира является «несуществующее» (древ-негреч. «мэон»), В одном из лучших и художественно совершенных своих созданий — поэтическом реквиеме «Как сон пройдут дела и помыслы людей...» Минский поет скорбный гимн тому гению,

    ...Кто цели неземной так жаждал и страдал,
    Что силой жажды сам мираж себе создал
    Среди пустыни бесконечной.

Словно откликаясь на этот призыв Минского, эпоха 1880— 1890-х годов вызвала к жизни творчество поэта, которого многие современники называли поэтом-«лунатиком». Это был К. М. Фофанов.

В его творчестве поэзия часто будет осмысливаться как изощренный самообман («Обманули меня соловьи...», «Я сердце свое захотел обмануть...»), а художественный Космос поэта с течением времени все отчетливее будет организовывать образ мертвой, потухшей звезды, свет от которой, однако, еще долго идет к людям:

    Она тепла для смертного тогда,
    Но холодна далекому эфиру.

Образ «безвременья» поэты-восьмидесятники часто передают через систему сходных по смыслу пейзажных символов. В творчестве Фофанова, помимо только что указанного, можно назвать образ «засохших листьев», которые неожиданно оживают, как воскресшие мертвецы, напитавшись заемным восторгом чуждой им весны. В лирике А. Н. Апухтина это астры, «осени мертвой цветы запоздалые» — цветы, пышно расцветшие на фоне пустой, тронутой стеклянным холодом природы. Это, наконец, выразительный образ «зимнего цветка» в поэзии К. К. Случевского:

    Нежнейших игл живые ткани,
    Его хрустальные листы
    Огнями северных сияний,
    Как соком красок, налиты.

В совокупности все эти пейзажные символы складываются в обобщенный, емкий по смыслу художественный образ жизни в царстве смерти. Это жизнь «детей ночи», если воспользоваться заглавием программного стихотворения Д. С. Мережковского.

Конечно, есть в лирике «безвременья» и классические, предельно точные и конкретные пейзажные зарисовки, выдержанные в стиле Тютчева или Фета. Но не они определяют художественное лицо этой поэзии. Чаемая Мережковским «новая красота» рождалась в намеренном нарушении «запретов», в диссонансах стиля и перебоях ритма, в придумывании неологизмов, в придании бесплотным и духовным образам тяжкой материальности и прозаичности. «Поэт противоречий», как назовет Случевского В. Я. Брюсов, одухотворенный пейзажный образ смело дополняет сравнениями, заимствованными из филологической терминологии: «В поле борозды, что строфы,/ А рифмует их межа...»; «Эпопея или драма жизни каменных пород!»; водоросли, «словно ряд плывущих шуток,/Словно легкий фельетон...». Наиболее полно и целостно воплощая и завершая стилевой облик поэзии 1880—1890-х годов, творчество Случевского стоит на пороге художественных открытий поэзии Серебряного века — поэзии И. Анненского, А. Блока и Б. Пастернака.

 

 

 

Top.Mail.Ru
Top.Mail.Ru