Учебник для 10 класса

ЛИТЕРАТУРА

Тютчев. «Я встретил Вас — и все былое...» (1870)

«К.Б.» («Я встретил Вас — и все былое...»). Это стихотворение написано стареющим поэтом в обычном романсово-элегическом духе. Оно помечено литерами «К.Б.» и посвящено его давней знакомой «Крюденер. Баронессе».

Сначала Тютчев воссоздает в стихотворении былую любовную атмосферу, когда герой и героиня были молоды, здоровы, когда силы жизни цвели, когда весна наполняла их души. Теперь, встретив бывшую возлюбленную, поэт предается воспоминаниям.

Его сердце угадывает то, что было раньше, и вот уже все ощутимее становятся признаки и приметы любви:

Как после вековой разлуки,
Гляжу на Вас как бы во сне,—
И вот — слышнее стали звуки,
Не умолкавшие во мне...

Несмотря на свою традиционность, стихотворение заканчивается все-таки чисто тютчевским лирическим поворотом мысли:

Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь...

Воспоминание исчезло, вместо него поэт ощутил прежнюю полноту жизни, прежний расцвет полнокровных и глубоких чувств. Жизнь стала равной любви, или любовь стала равной жизни. Они слились, и это состояние означает полноту существования:

И то же в Вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!..

Однако есть в лирике Тютчева и такие стихотворения, в которых любовь, по-прежнему символизируя жизнь, получает исключительно глубокое и необычное истолкование, психологически очень конкретное и выразительно яркое. В стихотворении «Предопределение» (начало 1850-х годов) Тютчев намеренно спорит с общим мнением, с «преданием», гласящим, что любовь — «Союз души с душой родной/— Их съединенье, сочета-нье». Что ж, поэтически размышляет он, бывает и так, но часто такое мнение слишком идеально, слишком книжно, слишком поверхностно. На самом деле любовь двух сердец предполагает не только союз, но и борьбу — «роковое слиянье. И... поединок роковой...». При пристальном и более глубоком, чем привычный, взгляде соединяются разные индивидуальности, разные характеры, разные личности, каждая со своим неповторимым внутренним миром. И это неизбежно ведет к «поединку», причем не в том банальном смысле, будто каждый должен отстоять свое первенство. Совсем напротив. Сердца соединяются любящие и готовые жертвовать друг для друга. Они, любя друг друга, соревнуются, состязаются в нежности. «Борьба неравная» — это битва двух нежных сердец, из которых одно неизбежно оказывается нежнее другого, жертвеннее и потому незащищеннее. Оно и гибнет в первую очередь, потому что больше страдает, больше проявляет участия и больше истрачивает внутренних сил («Любя, страдая, грустно млея,/Оно изноет наконец...»). Следовательно, для Тютчева «поединок роковой» — это спор двух нежных, двух любящих сердец, каждое из которых мыслит отдать себя ради любимого. В такой жертвенной любви скрыт подлинный драматизм человеческих отношений, когда любовь вселяет одновременно чувства «блаженства и безнадежности». Она дает человеку безграничное упоение счастьем и бесконечное страдание. Она несет с собой жизнь и смерть, потому что одна душа, принося себя в жертву другой, истощается и умирает. Так, в полном согласии с философией Тютчева любовь тоже осмысливается им как катастрофа, позволяющая, однако, пережить невиданное и неслыханное счастье.

С наибольшей силой, осложненные другими мотивами, эти идеи нашли выражение в знаменитом «денисьевском цикле». В нем они образуют своего рода лирический сюжет. Но уже в более раннем стихотворении «Люблю глаза твои, мой друг...» Тютчев противопоставляет и сопоставляет два взгляда женщины — «дневной», «пламенно-чудесный», подобный «молнии небесной», вносящий в мир гармонию («Окинешь бегло целый круг...»), и «ночной», в котором чувствуется стихийная буря, неупорядоченная, буйная сила, напоминающая внезапный выход наружу хаотических страстей. При этом Тютчев принимает и гармоническое чувство, и чреватую гибелью разрушительную страсть, но стихийное чувство оказывается куда более интенсивным («сильней»), чем чувство гармонии, на котором уже лежит отпечаток культуры, тогда как стихийное переживание от него свободно. Бытие и инобытие, любовь гармоническая и любовь стихийная, как жизнь и смерть, всегда идут у Тютчева рядом.

В стихотворении «Близнецы» двумя «божествами»-«близнецами», братом и сестрой названы Смерть и Сон. Она принадлежит хаосу, он — космосу. Оба ввергают человека в небытие: она — навсегда, навечно, он — на время, на краткий срок. И сравнение между ними делается по степени погружения в стихию — «Она угрюмей, кротче он...». Однако этой паре противопоставлена, опять-таки по степени интенсивности и глубины переживания, другая пара близнецов — «Самоубийство и Любовь». Тютчев поднимает здесь тему гётевского Вертера. Казалось бы, Любовь, дарующая жизнь, несовместима с самоубийством, отнимающим ее, а Самоубийство, уничтожающее Любовь,— с Любовью, отрицающей Самоубийство. Но в том-то и дело, что «в избытке ощущений,/Когда кипит и стынет кровь» человек подвержен двум «искушениям». Он ощущает такую всеохватную полноту и беспредельную глубину страсти, что обуреваем сразу и одновременно двумя переживаниями — гармонии и стихии, и какому из них достанется победа — неизвестно. Может торжествовать любовь, созидание, гармония, а может — хаос, разрушение и смерть. Чаша весов колеблется, склоняясь то на сторону Самоубийства, то на сторону Любви. Так за космосом выглядывает хаос, а хаос несет в себе космос. Оба образуют «союз... кровный, не случайный». Но так как полнота и глубина страстей прекрасны и трагически величественны сами по себе, то «союз» «близнецов» рисуется в антонимах:

И в мире нет четы прекрасней,
И обаянья нет ужасней...

В стихотворениях, обращенных к Денисьевой, чувства женщины всегда оказываются незамутненнее и естественнее сердечных движений мужчины, отягощенного сознанием ее безусловного превосходства над ним и собственного угасания. Женщина находит в себе силы и для неравного поединка со светской толпой, убивающей в конце концов ее живое чувство, и для борьбы за свою любовь, и для стойкости в горе. Каждый новый оттенок ее страсти вызывает в поэте прилив нежности, любви и беспощадное обнажение собственного несовершенства. В этой же доподлинной искренности Тютчева заключен глубочайший нравственный смысл, умножающий сопереживание. Психологическая конкретность ситуаций любовного цикла сочетается в нем с общезначимостью эмоций, с вещими прозрениями, выводящими его из узких сфер интимной лирики к самым сокровенным думам о человеческой душе в ее высших проявлениях и свойствах.