Учебник для 10 класса

ЛИТЕРАТУРА

       

Природа, и человек в лирике Тютчева

Ранний Тютчев склонялся к тому, что гармония с природой достигается растворением в ней человека, приносящего себя в жертву ради первородного и настоящего единства. Главное значение приобретали выходившие наружу абстрактные космические стихии, имевшие для «я» значение непреложной и необсуждаемой аксиомы, высшей трагической необходимости, носившей роковой характер. Эта лирика в наибольшей степени близка античному сознанию. Хаос здесь слепая, безличная сила, не принимающая человеческую личность в расчет. Она либо жестока по отношению к единичному человеку, либо властно влечет его к себе, древней прародине, началу всех начал.

Для этого периода свойственны абстрактные метафорические и аллегорические картины («Проблеск», «Видение», «Бессонница», «Последний катаклизм», «Полдень», «Как океан объемлет шар земной...», «Конь морской», «Цицерон», «Mal’aria», «Silentium!», «Ргоbleme» и др.). В поэзии раннего периода форма лирического высказывания от «мы» преобладала над высказыванием от «я» (например, «Но ах, не нам его судить;/Мы в небе скоро устаем...» — «Проблеск»; «Нам мнится: мир осиротелый/Неотразимый Рок настиг...» — «Бессонница»; «Мы едем — поздно — меркнет день...» — «Песок сыпучий по колени...»; «Что в существе разумном мы зовем...» — «Осенний вечер»; «Мы ж, легкое племя...» — «Листья»; «И мы плывем, пылающею бездной...» — «Как океан объемлет шар земной...»).

В позднем периоде на первый план выдвигается личная тема. Теперь лирического героя не смущает игра стихий — «грохот летних бурь», «Гроза, нахлынувшая тучей» («Как весел грохот летних бурь...»). Он воспринимает ее не столько метафизически, сколько более интимно, сквозь призму личностно окрашенного переживания. Лирическому герою «не страшен мрак ночной», как не «жаль» ему «скудеющего дня», потому что перед ним встал «на грани двойного бытия», при переходе от дня к ночи, «призрак», который тоже двоится: «небесный ты или земной...», ангел или возлюбленная.

Замечено, что формула «Ты со мной и вся во мне...» из стихотворения «Пламя рдеет, пламя пышет...» сменяет раннюю: «Все во мне, и я во всем». В этом стихотворении поэт переходит из одного места в другое: сначала он находится в комнате, где горит камин или печь («Пламя рдеет, пламя пышет,/Искры брызжут и летят...»), и чувствует, как на него смотрит «темный сад» и «дышит прохладой». Он выходит в сад («Сумрак тут, там жар и крики...»). Но, где бы он ни был, всюду — мысленно или наяву — с ним и в нем его возлюбленная. Именно ощущение близости другого человека ставит его в центр мироздания, дает пережить общность, единство с ним и познать счастье, «рай». Но такое переживание рождается не в отрыве от всего личного, а, напротив, открывается личному сознанию, дополняя предыдущую формулу:

    Слава Богу, я с тобою,
    А с тобой мне — как в раю.

Теперь нельзя сказать, что правда на стороне только бытия, а никак не человека, высокомерно бросающего вызов Вселенной, но рано или поздно ею побежденного.

В стихотворении «Два голоса», которое особенно любил А. Блок, отметивший в нем «эллинское, дохристово чувство Рока, трагическое», между отрешенным олимпийским бытием и бытием земного, смертного человека устанавливаются уже не отношения подчиненности, а отношения диалога двух в известной мере равноправных позиций, «двух голосов» единого авторского сознания.

Тютчев выбирает из истории отношений человека с бытием самое решающее и, главное, существующее со времен античности — отношение власти и зависимости. Высшая сила, которой подчинен человек,— Рок, наделяемый эпитетами «всевластный», «неизбежный», «неутомимый» и т. п. Рок не воплощен в каком-либо олимпийском божестве, он тяготеет над человеком, и его власть простирается на жизнь человека и выражается в том, что он лишает человека бессмертия. Что бы ни делал человек, какие бы подвиги ни совершал, он не награждается бессмертием. Борьба с Роком безнадежна, ибо Рок непобедим, и человек это знает. Но люди вступают в битву с Роком и видят в ней глубокий и необходимый для их жизни смысл. Античному сознанию, таким образом, свойственны трагическое чувство всевластия Рока, неизбежной гибели и мужественное желание вступить с ним в борьбу, готовность к подвигу.

В стихотворении Тютчев воспроизводит сознание античного человека, но воспроизведение принадлежит христианину. В стихотворении действуют три силы — Рок, бессмертные олимпийские боги и смертный человек. Олимпийцы «блаженствуют» «в горнем Олимпе», не зная «труда и тревоги». Они бессмертны, им не нужно бороться с Роком. Человек помещен между бессмертием и смертью, между областью, где обитают олимпийские боги, и подземным царством смерти: над ним «светила молчат в вышине», под ним — «могилы», которые тоже безмолвны («молчат и оне»). Люди оставлены один на один с Роком. Никто не вмешивается в отношения человека с Роком: олимпийцы — по причине бессмертного блаженства, «могилы» — по причине смерти. Судьба людей трагична. Живущие между царством бессмертия и царством смерти, знающие, что никогда не станут бессмертными, обреченные на смерть, люди ведут бой за память о себе, за бессмертие своего имени. Никто не хочет уйти в небытие, быть стертым с лица земли. Это та же тема, что и в пушкинском стихотворении «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...». Итак, в первых двух строфах стихотворения утверждается роковой, безнадежный исход борьбы. Здесь побеждает Рок. Но если Рок — победитель, то человека посещает сомнение, он находится в духовном напряжении, в состоянии рефлексии, — надо ли бороться, если заранее известно, что борьба безнадежна?

В следующих двух четверостишиях победа на стороне смертного человека. Третья строфа начинается тем же призывом, что и первая1:

    Мужайтесь, боритесь, о храбрые други,
    Как бой ни жесток, ни упорна борьба!

По-прежнему борьба проходит на фоне всеобщего безмолвия вверху и внизу. Но теперь олимпийцы не блаженствуют, равнодушно наблюдая за борьбой «непреклонных сердец», а «глядят» на нее «завистливым оком». Человек тут стал равен Року, он воюет с ним на равных, не уступая и не сдаваясь. И пусть победа Рока неизбежна и человек падает побежденным, но он сражен той силой, перед которой ничто не может устоять. Такая борьба «непреклонных сердец» делает их бессмертными после смерти. Олимпийцы получили бессмертие и блаженство даром, взамен победы, человек же взамен победы над Роком — «тревогу и труд». Но человек не довольствуется своей участью: он хочет вырвать бессмертие и сравниться с олимпийскими богами, то есть его статус в мире, как только он, отбросив сомнения, решается на героическую борьбу, неизмеримо возрастает. Стать победителем он может лишь ценой своей смерти. Поэтому мировая связь его с бытием утверждается через героическое поведение. Оно позволяет человеку обрести бессмертие, превзойдя «олимпийцев», «вырвав» «из рук их победный венец». В этом случае для человека заканчивается конечная духовная судьба и начинается вечная история.

Для понимания стихотворения существен «диалог» «двух голосов», через который выражается истина. Правда заключается и в том, что борьба трагически безнадежна, так как человек не достигает бессмертия, и в том, что, оставаясь трагичной, борьба приносит бессмертие. Стало быть, речь идет о трагическом положении человека в мире, о его постоянном, неутихающем сопротивлении Року. И это равно относится к людям всех времен, принадлежащих к эпохе античности и к эпохе христианства. Чтобы совместить античность и христианство, Тютчев вводит слова, характерные для античного и для христианского сознания. Так, слова «мужайтесь», «прилежно», «горнем», «труда и тревоги», «други», «конец», «ратуя» явно связаны с христианским сознанием2, тогда как слова «боритесь», «Олимп», «блаженствуют боги», «смертных сердец», «звездные круги», «олимпийцы», «Рок», «победный венец» — с античным. В стихотворении Тютчева оба сознания сближаются и сливаются. В первой части акцент сделан на христианском сознании, во второй — на античном. Ни один «голос» не является абсолютно истинным, а выступает противоречивым, сочетающим ценностно-положительное с ценностно-ограниченным: безнадежная борьба порождает духовную напряженность и устанавливает тесный контакт с мирозданием, хотя бы молчащим. Героика подвига, преодолевая безнадежность, устраняет духовные сомнения и затем затрудняет общение человека с бытием.

Стихотворение «Два голоса» — пример того, что в поздней лирике Тютчева нет всевластия бытия, которому неминуемо должен подчиняться человек, а возникает «диалог» человека с мирозданием, в котором обе точки зрения присутствуют как равноправные.

Различие между ранней и поздней лирикой не обрело сколько-нибудь четкой и ясной определенности, и потому можно говорить лишь о намеченной тенденции, далекой от своего завершения и тем более законченности. Тютчев всегда тяготел к поэтизации именно переходных состояний, к переживанию двух «правд».

Итак, и природа, и человек предстают в лирике Тютчева в двойственном свете: величие природы слито с ее гибелью, человек мыслится и сном, грезой природы, и слабым, хотя и «мыслящим тростником», и «ничтожной пылью», легко сдуваемой с лица земли, и думающим созданием, дух которого способен на подвиги и на устремленность к запредельному, высшему блаженству и счастью. Поднимаясь духом и душой, человек как бы превозмогает земное тяготение и безгранично напрягает свои силы, предельно остро переживает роковые моменты судьбы — словом, живет полной и страстной жизнью. В такие минуты особенно наглядно раскрывается мощь его духа, напоминающая могущество стихийных сил и родственная им. Поэтому мысль о катастрофичности бытия принимается как трагическое знание, но не ведет к бессилию человеческой воли.

Напротив, в часы катаклизмов, бурь, гроз, переломов истории человек получает возможность проявить заложенные в нем дарования, душевное и духовное величие.

Рядом с темой природы столь же значительна в зрелой лирике Тютчева тема любви. Любовь для Тютчева — чувство, доставляющее душевным силам высшее напряжение и высшее наслаждение. Без нее для поэта немыслимо человеческое существование вообще, и потому любовь — символ подлинно человеческого бытия, один из его сущностных признаков. Среди тютчевских стихотворений о любви есть и вполне традиционные, написанные в духе элегии, мадригала, романса, а есть и совершенно особые, не похожие на любовные стихи других поэтов.


1 Тютчев намеренно соотносит первую часть стихотворения со второй, чтобы подчеркнуть теми же стилистическими средствами глубокое различие: «Мужайтесь, о други, боритесь прилежно...» — «Мужайтесь, боритесь, о храбрые други...», «Хоть бой и неравен, борьба безнадежна!» — «Как бой ни жесток, ни упорна борьба!», «Над вами светила молчат в вышине./Под вами могилы — молчат и оне» — «Над вами безмолвные звездные круги, /Под вами немые, глухие гроба», «Пусть в горнем Олимпе блаженствуют боги...» - «Пускай олимпийцы завистливым оком...». Этот параллелизм нарушается лишь в последней строфе: 3-й стих второго катрена с рифмой «сердец» смещается на 2-й стих четвертого катрена.

2 Слово «мужайтесь» употреблено в значении «крепиться духом», «стоять доблестно, крепко», «не падать духом» (ср. у Языкова: «Будет буря, мы поспорим и помужествуем с ней»); слово «прилежно» связано с духовным, умственным прилежанием (ср., например, «молиться прилежно», т. е. страстно, не уставая); слова «тревога и труд» также наполнены духовным содержанием: «тревога» — смятение, суета, испуг, беспокойство; «труд» — здесь близко к устаревшему значению в церковных текстах — «боль», «болезнь», «недуг», в особенности духа или души; ср.: «тяжкий труд» — мученичество, подвижничество.

 

 

 

Top.Mail.Ru
Top.Mail.Ru