Краткое изложение произведений, изучаемых в 11 классе
ЛИТЕРАТУРА
Поэзия Бальмонта
(краткое содержание)
«Я — изысканность русской медлительной речи...»
Поэт четко обозначает культ собственного «я»:
Я — изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты — предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны, Перепевные, гневные, нежные звоны.
Я — внезапный излом,
Я — играющий гром,
Я — прозрачный ручей,
Я — для всех и ничей.
Поэт признает то, что принадлежит одновременно всем и никому.
Переплеск многопенный, разорванно-слитный,
Самоцветные камни земли самобытной,
Переклички лесные зеленого мая —
Все пойму, все возьму, у других отнимая.
Автор создает у читателя впечатление, что в стихотворении говорится не о личности его создателя, а о «изысканном стихе»:
Вечно юный, как сон,
Сильный тем, что влюблен
И в себя, и в других,
Я — изысканный стих.
На разных языках
В стихотворении звучит убежденность поэта в одиночестве человека в этом мире, неспособности людей понимать друг друга, говорить на одном и том же языке.
Мы говорим на разных языках.
Я свет весны, а ты усталый холод.
Я златоцвет, который вечно молод,
А ты песок на мертвых берегах.
Разница в восприятии действительности, по убеждению поэта, влечет неизбежный разрыв.
Прекрасна даль вскипающего моря,
Его простор играющий широк.
Но берег мертв. Измыт волной песок.
Свистит, хрустит, с гремучей влагой споря.
И тем не менее способность быть «златоцветом», «светом луны» позволяет автору жить в сказочном саду, исполненном аромата, обогащает душу:
А я живу. Как в сказочных зеках,
Воздушный сад исполнен аромата.
Поет пчела. Моя душа богата.
Мы говорим на разных языках.
Воздушный храм
Поэт обращает свой взор к небу, к облакам, способным воплощать в себе бесконечное многообразие образов.
Высоко над землею, вечерней и пленной,
Облака затаили огни.
Сколько образов, скованных жизнью мгновенной,
Пред очами проводят они.
Кто-то светлый там молится, молит кого-то,
Преклоняется, падает ниц.
И горящих небесных икон позолота
Оттеняет видения лиц.
Поэту вид облаков напоминает храм с богомольцами, кадильницами.
Это храм, из воздушности светом сплетенный,
В нем кадильницы молча горят.
И стоят богомольцы толпой преклоненной,
Вырастает их призрачный ряд.
Фантазия поэта увлекает его вслед за богомольцами, которые после молитвы спускаются в мир, незримо бродя среди людей.
И одни возникают, другие уходят,
Прошептавши молитву свою.
И ушедшие — в мире, незримые, бродят,
Созидая покров бытию.
Уходя, они забирают с собой все лучшее и прекрасное:
Из воздушного храма уносят далеко
Золотую возможность дождей,
Безотчетную веру живого потока
И молитвенность кротких страстей.
А горячее солнце, воззвавши их к жизни,
Наклонилось к последней черте —
И уходит к своей запредельной отчизне
В беспредельной своей красоте.
Солнце, породившее эти волшебные образы, любуется созданной им красотой:
И блаженному сладко отдавшись бессилью,
Засмотрелось, как вечер красив,
И как будто обрызгало светлою пылью
Желтизну созревающих нив.
Прерывистый шелест
Поэтическая мысль уносит поэта к иным далеким мирам, существование которых не подлежит сомнению:
Есть другие планеты, где ветры певучие тише,
Где небо бледнее, травы тоньше и выше,
Где прерывисто льются
Переменные светы,
Но своей переменой только ласкают, смеются,
Есть иные планеты,
Где мы были когда-то,
Где мы будем потом,
Не теперь, а когда, потеряв —
Себя потеряв без возврата,
Мы будем любить истомленные стебли седых шелестящих трав,
Без аромата,
Тонких, высоких, как звезды — печальных,
Любящих сонный покой мест погребальных,
Над нашей могилою спящих
И тихо, так тихо, так сумрачно-тихо, под луной шелестящих.
Иные миры, по мнению поэта, более гармоничны, чем земной, исполнены большей красоты. Человек, потерявший себя в земном мире, обретет покой на иных планетах.
Безглагольность
Поэт описывает родную природу, пронизанную холодом, печалью, «усталой нежностью».
Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.
Вид русской природы способен причинить боль сердцу поэта:
Приди на рассвете на склон косогора,—
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.
Поэту видится в привычном безмолвном пейзаже некая «безглагольность», как символ глухого, немого утомления:
Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далеко-далеко.
Во всем утомленье, глухое, немое.
И вид деревенского сада с его сумрачно-безмолвными деревьями заставляет поэта грустить:
Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада, —
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.
Сердце поэта смирилось с неизбывной тоской, но, простив незаслуженно причиненную боль, застыло, не в силах сбросить с себя путы печали.
Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.
Тише, тише
Поэт предупреждает людей о том, что и поверженные кумиры требуют к себе почтения:
Тише, тише совлекайте с древних идолов одежды,
Слишком долго вы молились, не забудьте прошлый свет.
У развенчанных великих, как и прежде, горды вежды,
И слагатель вещих песен был поэт и есть поэт.
Автор убежден, что истинное великодушие не допустит заносчивости победителя перед побежденным:
Победитель благородный с побежденным будет ровен,
С ним заносчив только низкий, с ним жесток один дикарь.
Будь в раскате бранных кликов ясновзорен, хладнокровен,
И тогда тебе скажу я, что в тебе мудрец — и царь.
Любой расцвет неизбежно окончится, и поэт призывает людей с одинаковой мудростью и благородством переживать как первый, так и последний миг:
Дети солнца, не забудьте голос меркнущего брата,
Я люблю вас в ваше утро, вашу смелость и мечты,
Но и к вам придет мгновенье охлажденья и заката, —
В первый миг и в миг последний будьте, будьте как цветы.
Поэт убежден: все, что есть в мире, прекрасно и человек должен в полную меру оценивать это:
Расцветайте, отцветайте, многоцветно, полновластно
Раскрывайте все богатство ваших скрытых юных сил,
Но в расцвете не забудьте, что и смерть, как жизнь, прекрасна
И что царственно величье холодеющих могил.
Снежинка
Для поэта снежинка — символ человеческой души, смело стремящейся в неизведанные дали:
Светло-пушистая,
Снежинка белая,
Какая чистая,
Какая смелая!
Рожденная для того, чтобы лететь, пока не достигнет земли, снежинка не пытается изменить предначертанный ей путь:
Дорогой бурною
Легко проносится,
Не в высь лазурную,
На землю просится.
Лазурь чудесную
Она покинула,
Себя в безвестную
Страну низринула.
В лучах блистающих
Скользит, умелая,
Средь хлопьев тающих
Сохранно-белая.
Под ветром веющим
Дрожит, взметается,
На нем, лелеющем,
Светло качается.
Его качелями
Она утешена,
С его метелями
Крутится бешено.
Но вот кончается
Дорога дальняя,
Земли касается,
Звезда кристальная.
Лежит пушистая,
Снежинка смелая.
Какая чистая,
Какая белая!
Особенности поэзии К. Бальмонта
Описание природы в творчестве Бальмонта — это не столько отображение пейзажа в его конкретной наглядности, сколько олицетворение разнообразных стихий, абстрактных, оторванных от места и времени, помещенных в пространство абсолютной чистоты и вечности.
Именно Бальмонту принадлежит заслуга в создании в русской поэзии особенного жанра — жанра натурфилософского гимна, основной функцией которого является воспевание всевластия стихии во всем бесконечном многообразии ее проявлений.