Краткое изложение произведений,
изучаемых в 11 классе

ЛИТЕРАТУРА

       

Поэзия Бальмонта
(краткое содержание)

«Я — изысканность русской медлительной речи...»

Поэт четко обозначает культ собственного «я»:

      Я — изысканность русской медлительной речи,
      Предо мною другие поэты — предтечи,
      Я впервые открыл в этой речи уклоны, Перепевные,
      гневные, нежные звоны.

      Я — внезапный излом,
      Я — играющий гром,
      Я — прозрачный ручей,
      Я — для всех и ничей.

Поэт признает то, что принадлежит одновременно всем и никому.

      Переплеск многопенный, разорванно-слитный,
      Самоцветные камни земли самобытной,
      Переклички лесные зеленого мая —
      Все пойму, все возьму, у других отнимая.

Автор создает у читателя впечатление, что в стихотворении говорится не о личности его создателя, а о «изысканном стихе»:

      Вечно юный, как сон,
      Сильный тем, что влюблен
      И в себя, и в других,
      Я — изысканный стих.

На разных языках

В стихотворении звучит убежденность поэта в одиночестве человека в этом мире, неспособности людей понимать друг друга, говорить на одном и том же языке.

      Мы говорим на разных языках.
      Я свет весны, а ты усталый холод.
      Я златоцвет, который вечно молод,
      А ты песок на мертвых берегах.

Разница в восприятии действительности, по убеждению поэта, влечет неизбежный разрыв.

      Прекрасна даль вскипающего моря,
      Его простор играющий широк.
      Но берег мертв. Измыт волной песок.
      Свистит, хрустит, с гремучей влагой споря.

И тем не менее способность быть «златоцветом», «светом луны» позволяет автору жить в сказочном саду, исполненном аромата, обогащает душу:

      А я живу. Как в сказочных зеках,
      Воздушный сад исполнен аромата.
      Поет пчела. Моя душа богата.
      Мы говорим на разных языках.

Воздушный храм

Поэт обращает свой взор к небу, к облакам, способным воплощать в себе бесконечное многообразие образов.

      Высоко над землею, вечерней и пленной,
      Облака затаили огни.
      Сколько образов, скованных жизнью мгновенной,
      Пред очами проводят они.

      Кто-то светлый там молится, молит кого-то,
      Преклоняется, падает ниц.
      И горящих небесных икон позолота
      Оттеняет видения лиц.

Поэту вид облаков напоминает храм с богомольцами, кадильницами.

      Это храм, из воздушности светом сплетенный,
      В нем кадильницы молча горят.
      И стоят богомольцы толпой преклоненной,
      Вырастает их призрачный ряд.

Фантазия поэта увлекает его вслед за богомольцами, которые после молитвы спускаются в мир, незримо бродя среди людей.

      И одни возникают, другие уходят,
      Прошептавши молитву свою.
      И ушедшие — в мире, незримые, бродят,
      Созидая покров бытию.

Уходя, они забирают с собой все лучшее и прекрасное:

      Из воздушного храма уносят далеко
      Золотую возможность дождей,
      Безотчетную веру живого потока
      И молитвенность кротких страстей.

      А горячее солнце, воззвавши их к жизни,
      Наклонилось к последней черте —
      И уходит к своей запредельной отчизне
      В беспредельной своей красоте.

Солнце, породившее эти волшебные образы, любуется созданной им красотой:

      И блаженному сладко отдавшись бессилью,
      Засмотрелось, как вечер красив,
      И как будто обрызгало светлою пылью
      Желтизну созревающих нив.

Прерывистый шелест

Поэтическая мысль уносит поэта к иным далеким мирам, существование которых не подлежит сомнению:

      Есть другие планеты, где ветры певучие тише,
      Где небо бледнее, травы тоньше и выше,
      Где прерывисто льются
      Переменные светы,

      Но своей переменой только ласкают, смеются,
      Есть иные планеты,
      Где мы были когда-то,
      Где мы будем потом,

      Не теперь, а когда, потеряв —
      Себя потеряв без возврата,
      Мы будем любить истомленные стебли седых шелестящих трав,
      Без аромата,
      Тонких, высоких, как звезды — печальных,
      Любящих сонный покой мест погребальных,
      Над нашей могилою спящих
      И тихо, так тихо, так сумрачно-тихо, под луной шелестящих.

Иные миры, по мнению поэта, более гармоничны, чем земной, исполнены большей красоты. Человек, потерявший себя в земном мире, обретет покой на иных планетах.

Безглагольность

Поэт описывает родную природу, пронизанную холодом, печалью, «усталой нежностью».

      Есть в русской природе усталая нежность,
      Безмолвная боль затаенной печали,
      Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
      Холодная высь, уходящие дали.

Вид русской природы способен причинить боль сердцу поэта:

      Приди на рассвете на склон косогора,—
      Над зябкой рекою дымится прохлада,
      Чернеет громада застывшего бора,
      И сердцу так больно, и сердце не радо.

Поэту видится в привычном безмолвном пейзаже некая «безглагольность», как символ глухого, немого утомления:

      Недвижный камыш. Не трепещет осока.
      Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
      Луга убегают далеко-далеко.
      Во всем утомленье, глухое, немое.

И вид деревенского сада с его сумрачно-безмолвными деревьями заставляет поэта грустить:

      Войди на закате, как в свежие волны,
      В прохладную глушь деревенского сада, —
      Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
      И сердцу так грустно, и сердце не радо.

Сердце поэта смирилось с неизбывной тоской, но, простив незаслуженно причиненную боль, застыло, не в силах сбросить с себя путы печали.

      Как будто душа о желанном просила,
      И сделали ей незаслуженно больно.
      И сердце простило, но сердце застыло,
      И плачет, и плачет, и плачет невольно.

Тише, тише

Поэт предупреждает людей о том, что и поверженные кумиры требуют к себе почтения:

      Тише, тише совлекайте с древних идолов одежды,

      Слишком долго вы молились, не забудьте прошлый свет.
      У развенчанных великих, как и прежде, горды вежды,
      И слагатель вещих песен был поэт и есть поэт.

Автор убежден, что истинное великодушие не допустит заносчивости победителя перед побежденным:

      Победитель благородный с побежденным будет ровен,
      С ним заносчив только низкий, с ним жесток один дикарь.
      Будь в раскате бранных кликов ясновзорен, хладнокровен,
      И тогда тебе скажу я, что в тебе мудрец — и царь.

Любой расцвет неизбежно окончится, и поэт призывает людей с одинаковой мудростью и благородством переживать как первый, так и последний миг:

      Дети солнца, не забудьте голос меркнущего брата,
      Я люблю вас в ваше утро, вашу смелость и мечты,
      Но и к вам придет мгновенье охлажденья и заката, —
      В первый миг и в миг последний будьте, будьте как цветы.

Поэт убежден: все, что есть в мире, прекрасно и человек должен в полную меру оценивать это:

      Расцветайте, отцветайте, многоцветно, полновластно
      Раскрывайте все богатство ваших скрытых юных сил,
      Но в расцвете не забудьте, что и смерть, как жизнь, прекрасна
      И что царственно величье холодеющих могил.

Снежинка

Для поэта снежинка — символ человеческой души, смело стремящейся в неизведанные дали:

      Светло-пушистая,
      Снежинка белая,
      Какая чистая,
      Какая смелая!

Рожденная для того, чтобы лететь, пока не достигнет земли, снежинка не пытается изменить предначертанный ей путь:

      Дорогой бурною
      Легко проносится,
      Не в высь лазурную,
      На землю просится.

      Лазурь чудесную
      Она покинула,
      Себя в безвестную
      Страну низринула.

      В лучах блистающих
      Скользит, умелая,
      Средь хлопьев тающих
      Сохранно-белая.

      Под ветром веющим
      Дрожит, взметается,
      На нем, лелеющем,
      Светло качается.

      Его качелями
      Она утешена,
      С его метелями
      Крутится бешено.

      Но вот кончается
      Дорога дальняя,
      Земли касается,
      Звезда кристальная.

      Лежит пушистая,
      Снежинка смелая.
      Какая чистая,
      Какая белая!

Особенности поэзии К. Бальмонта

Описание природы в творчестве Бальмонта — это не столько отображение пейзажа в его конкретной наглядности, сколько олицетворение разнообразных стихий, абстрактных, оторванных от места и времени, помещенных в пространство абсолютной чистоты и вечности.

Именно Бальмонту принадлежит заслуга в создании в русской поэзии особенного жанра — жанра натурфилософского гимна, основной функцией которого является воспевание всевластия стихии во всем бесконечном многообразии ее проявлений.

 

 

 

Top.Mail.Ru
Top.Mail.Ru